Все проходило в надлежащем порядке. Здесь было восемь батальонов заплаточников-палачей, и каждый был силен, как тысяча простых солдат. Избыток ножей по сравнению с сердцами был намеренным: такая предосторожность принималась на случай, если приговоренных окажется больше ожидаемого, или если некоторым заплаточникам не удастся убить. Симметричные командиры были сшиты из остатков качественной ткани и побеленной кожи чешуйчатых рептилий.
Императрица наслаждалась работой своих швей, когда непрошенный голос прервал ее задумчивость.
— Здравствуй, бабушка.
Старуха ощетинилась.
— Кристофер. — Она не обернулась. Не было нужды. Она видела его отражение в окне, когда он вышел из тени. — Это…
— Неожиданно? Да. У меня новые шрамы. Но ты об этом знаешь. Потому что эти раны нанесла мне ты.
В тот миг он ощутил частицу старой злости, той ярости, что вырвалась из него на палубе «Полыни». Кошмары поймали ее энергию и еще ярче засияли лилово-синим светом.
— Я чувствую, ты до сих пор хранишь на меня обиду, — сказала Императрица, поворачиваясь лицом к внуку.
Сейчас он ничем не напоминал то отчаявшееся, брошенное существо, которое Кэнди Квокенбуш встретила в переулке за рынком в Тацмагоре. Теперь на нем была хорошая одежда из нового белого льна, способного прекрасно отражать свет зиккурата на Окалине. Кошмары в новом воротнике отбрасывали на его лицо свое собственное свечение.
— Разве сложно понять мои причины, леди? — спросил Тлен. — Ты могла спасти меня всего несколькими словами.
— Ты страдал. И я тоже. Но мы исцелились. Мы все еще можем планировать будущее. — Сквозь переплетенные нити кошмаров она встретила сверкающий взгляд внука. — А теперь ты должен уйти.
— Я не собираюсь уходить, бабушка. Я хочу узнать, почему ты не возвращаешься домой, на Горгоссиум. Я слышал, ты разрушила мою башню…
— Я разрушила все эти уродливые строения.
— Почему?
— Прошу, дорогой мой, не злись из-за башни. Я думала, ты мертв.
— Ничего такого ты не думала. Ты знала, что я жив, как знала то, что душа моей принцессы прячется в Кэнди Квокенбуш. Ты видишь только то, что хочешь видеть, и отбрасываешь остальное.
На это Императрица не ответила. Прошло полминуты, если не больше. Она постучала пальцем по стеклу, наблюдая за своей армией, и, наконец, произнесла:
— Можешь взять мою башню!
Тлен был искренне потрясен этим предложением.
— Я… могу ее взять?
— Она твоя. Я велю, чтобы тебя отвезли на Горгоссиум.
Тлен рассмеялся в свои кошмары.
— О, ты очень умна. Но тебе не удастся так легко увильнуть. Я хочу посмотреть, что ты прячешь на Окалине.
— Врагов, Кристофер. Просто старых врагов. Через час они все будут мертвы. Все до последнего.
— А. Теперь понятно. Нож в каждое сердце.
Матриарх кивнула, ощутив на плечах тяжесть всех своих лет, преступлений и предательств.
— Да. Нож в каждое сердце, — призналась она. — Теперь ты счастлив? Я собираюсь начать последнее и самое кровавое дело этих кровавых времен. Тебе не нужно это видеть.
— Нет, но я все равно увижу. Можешь оставить свою башню себе, леди. Я хочу увидеть все от начала до конца. Так ты не сможешь отрицать мое право на часть добычи. Поскольку мои руки будут в крови, как и твои.
— Тогда идем, — сказала она. — Но они все умрут. Ты должен это понимать. Все, без исключения.
— Конечно, леди, — сказал он, словно покладистый ученик, изучающий методы управления Империей. |