|
Было так: позади, где оставалась дверь – незапертая (дура, немедленно встать, немедленно запереть!), – открылось окно в какое-то нездешнее чёрное место. Там было небо без лун и без звёзд, и по выглаженному, отполированному чёрному льду призрачный ветер вечно, вечно, вечно гнал невидимую колючую позёмку… Холод был такой же призрачный, как ветер. И такой же вечный. Я знала, что, если обернусь, увижу именно это. Я обернулась. Коробка стояла там, где должна была стоять, – слева от двери. А я почему-то стала искать справа. Или у меня опять перепуталось правое и левое. Так иногда бывает… Самое трудное – встать, ноги не мои. И не надо вставать. Я буквально доползла и упала на эту коробку – и, держась за неё, поднялась. Землю качало. Я ударилась об один косяк и о другой. Передо мной было десять деревянных ступенек вверх и неровная трапеция слишком синего – как после заката – неба. Всё казалось очень плоским и грубым, словно нарисованное подслеповатым художником на побелённой мелом стене. 106 Два дракона описывали круги совсем низко, едва не касаясь земли кончиками крыльев, а третий – или первый? В общем, тот, в которого я попал, опустился рядом с останками автожира, зло пнул мёртвую железяку и стал складываться, превращаясь из летучей твари в бегучую. Это не очень быстрый процесс, каждое крыло нужно сложить вчетверо, и иногда у них не получается с первого раза… Не могу понять, куда я ему вмазал? А, вот, вижу. В лапу. Поэтому он и прихрамывает. Попадать нужно только в голову или шею. В корпус – бесполезно, это его не остановит. То есть через час-другой он, может быть, и помрёт от внутреннего кровотечения… Попробовать запустить имплант? Это заметно прибавит меткости. Не успею. Для запуска нужно сосредоточиться, нужно хотя бы секунд пять… Дракон встал в позу угрозы: лапы расставлены, корпус вытянут и наклонён вперёд, хвост напряжён и изогнут, кончик качается вправо-влево, голова почти у самой земли, пасть раскрыта до упора, во все сто сорок четыре зуба, и длинный язык, высунувшись далеко вперёд, качается синхронно с хвостом. По идее, это должно отвлекать или даже гипнотизировать противника. Я дважды выстрелил ему в пасть и оба раза попал. Но мозг пули не нашли. – Кумико! Не слышит… Он встряхнулся, помотал башкой – и побежал, хромая, не совсем на меня, а правее – на Собаку! Конечно. Следовало ожидать. Я выстрелил ещё дважды, метров с десяти, и сразу понял, что наконец попал куда надо: лапа, занесённая вперёд, не приняла на себя вес тела, уехала в сторону, и дракон грянулся брюхом и башкой, взметая пыль, опрокинулся на бок, верхнее крыло полураскрылось и безвольно завернулось за спину, и только хвост на автомате взлетал и ударял по земле, поддерживая уже не нужное мёртвому телу равновесие. Потом туша дёрнулась, и из неё, пузырясь, попёрло дерьмо. – Кумико! Кумико Я слышу. Я иду. Я просто не могу быстрее… 107 Я, торопясь как мог, перезарядил револьвер. Оглянулся. Над спуском в сарай появилось лицо. Абсолютно чёрно-белое. Белые щёки и лоб, чёрные губы и провалы глаз. Потом к этому добавились плечи. Оба дракона заходили на посадку. Я бросился к Кумико, одной рукой подхватил коробку с ракетами, другой – её саму, за локоть. Выдернул наверх. – Да, – сказала она, хотя я ни о чём не спрашивал. |
