– Вот. Вышла бы замуж за деда, и были бы твои сыны моими дядьями.

У Деллы было не много родственников. Собственно, кроме деда и вспомнить-то толком некого. Родители ее больше в интернате держали, чем дома, но там хотя бы какой-то родительский присмотр за администрацией осуществлялся, а в детских домах ребятам приходилось несладко – она встречалась с ними, обменивалась впечатлениями.

– А кто, спрашивается, еще тебе сыновья мои, как не дяди? Или ты думаешь, что они у меня от святого духа появились? – Яга посмотрела на девушку как-то слегка надменно.

– Так дед не говорил мне, что у вас есть дети. У тебя и у него.

– А он и не знает, что они от него. Ему это вообще безразлично. Они к нему со всей душой – как же, мамин старый товарищ! А он только бурчал на них да шпынял по-всякому. Словно щенков дрессировал. Что сготовят – то и ели, где угол себе найдут – там и спали. Это он для тебя на нары расстарался, соорудил, а моих-то в гамаках под навесом развешивал и, кроме как родниковой водой, ничем им мыться не позволял. Оставлю, бывало, на неделю, прилетаю, а у них засохшая кровь от ссадин горстями валится. Они ведь до сих пор все в мелких шрамах да следах ожогов. Я уж думала, как вырастут да школу окончат, уйдут бродяжничать. Но, видно, что-то в головах у них переключилось – уехали в вузы поступать… Садись на шестую, – вдруг сказала Яга. И тут же продолжила: – А знаешь, как-то раз, в детстве еще, пекли мы картошку, когда одна экспедиция домой уехала, а вторая еще не прибыла, и забавный случай вышел. Ляпа посмотрел, сколько у него на счету скопилось, да и высказался в том духе, что денег у членов нашей шайки до фига и тратить их некуда, потому что в поле мы все время, стало быть, на довольствии и одеты. И хорошо бы сложить наши сбережения в большую кучу и купить что-нибудь крутое. И вот тут-то Юрик, его в те времена Соломоном называли, и попросил отдать все ему, чтобы он на Земле выучился на адвоката. И потом, когда станет знаменитым и богатым, вернет с хорошим процентом.

– Вернул? – с интересом спросила Делла.

– Не-а! Не взяли парни отдачу. Да они вообще после каждого сезона скидывались для кого-нибудь и еще смеялись. Типа – первый пошел, второй пошел, а потом со счету сбились и тихонько радовались.

– Пьяные?

– Окстись! Такие не выживают. Мы рабочими были… Как взведенный курок – иначе и не скажешь. Знаешь ведь, какие кошечки и собачки в наших краях аппетит нагуливают. И родители мои рабочими нанимались. Ведь сюда с Земли не одни ученые приезжали… Ручку ровнее держи, следи за авиагоризонтом!

Колеса мягко коснулись грунта. Прибыли.

На правом плече у Деллы – переломка. Или «тулкой» еще ее здесь зовут. На левом плече – рюкзак, где есть все, что только может понадобиться. Яга умчалась к барыге, что перепродавал ей остатки полетных рационов, сэкономленные заботливыми бортпроводницами космических линий. От аэродрома до города рукой подать, и девушка, легко отшагав это расстояние, шла между стандартными постройками периода колонизации. Разные в них люди жили. Лужайки или свалки, пустыри или заросли плодовых кустов и фруктовых деревьев, мощеные дорожки или глубокие колеи – каждый хоть как-то, но заявлял окружающим о своем идеале мироустройства.

Впереди послышалась музыка: «Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе». Любопытно. Дедушка редко позволял звучать устройствам звуковоспроизведения, но когда слышал этот мотив – присаживался и делал вид, что чем-то занят. Пока песня не закончится.