По тому, как Хан стал постепенно скатываться на блатной жаргон, Алексей понял, что тема больная. Вот сейчас Хан скажет главное.

— Баба дура оказалась, поднялся кипиш. К нам на зону проверка нагрянула. Менты взбеленились. Они-то к нам со всей душой. Посылки без разговоров пропускали, а Саже ящиками жратву с воли слали. Олигарх, бля… Кто хотел, так тому и баб на свиданку приводили. А мы, выходит, суки, потому что сдали. Ну и прессанули нас. Душилово началось. Что было делать? — Хан тоскливо посмотрел в тарелку с остывающим харчо.

— Как Сажин с ними договорился?

— Договорился? — Хан посмотрел на него с удивлением. — Разве с ментами можно договориться? Это здесь, у вас, все бабки решают. А когда по понятиям, характер надо показать.

— Правда на стороне сильного, — кивнул Алексей. — Первобытно-общинный строй. Что, махач был?

— Менты сказали: выставляйте бойца. Наш против вашего. Победа за нами, и мы вас прессуем. Жить будете, как мы скажем. А нашего бойца вынесут — душилово кончится. Как раньше не будет, но жрачку не отберем. И в дела ваши не полезем. Пересидим кипиш, а там, глядишь, и наладится.

— По понятиям, против их бойца должен был выйти криминальный авторитет, — напрягся Алексей. — А на зоне в тот момент, кроме тебя, никого больше не было, раз ты был смотрящим. Вышел Сажин, да? За тебя?

— Мент был качок. Огромный, как гора, — в голосе у Хана Алексею почудился испытанный тогда, во время «душилова», страх. Тукаев всегда хотел жить, эта жажда жизни была его основным инстинктом. И как Тукаев ни заглушал ее, как ни старался быть крутым, в критические моменты он все равно хотел жить любой ценой. Даже ценой предательства. — Я не боец, сам знаешь. Могу, но силы не те. Мент бы меня ушатал.

— Сажин победил? — Хан молча кивнул.

«Так вот откуда у него шрам!»

— Сколько раундов было?

— Десять.

— Мент остался жив?

— Когда выносили, дышал, — нехотя сказал Хан.

— А Сажин?

— Два месяца в больничке отвалялся. Но с ринга он вышел сам. И шел правильно…

— По понятиям, — с иронией подсказал Алексей. — Значит, Дмитрий Александрович по давней своей привычке поставил на кон свою жизнь. И выиграл, потому что храбрецам везет до бесконечности. Пока они храбрецы. Да-а… Жена, конечно, не знает. Бедная Дарья Витальевна! Драка — это грязь. И только искусство вечно, — грустно улыбнулся Алексей. — Получается, Тимур Хафизович, что ты ему обязан жизнью, Сажину. И тем, что твой авторитет среди воров в законе не упал. Ты выставил бойца, и он победил. Так вот как Сажин договорился с ОПГ! Через тебя.

— Он теперь в авторитете, — твердо сказал Хан. — И не лезь сюда, понял?

— И этот авторитет Сажин периодически подтверждает на ринге, — задумчиво сказал Алексей. — Но это же бред! С другой стороны, а как еще вас, блатных, держать в подчинении? Вы уважаете только силу.

Хан молчал. Алексей посмотрел на стену за его спиной, где было размашисто написано: «Три Эс». Мелькнула светлая мысль, словно солнечный луч, но он тут же погас.

— Ты все узнал, что хотел? — спросил Хан и полез в карман за портмоне.