Паразит и мертвый гость были отброшены вниз, на пол холла, оставив два куска нескольких щупалец на лестнице. Один около восьми дюймов длины, другой фута на два. Ни одна из этих ампутированных конечностей не кровоточила. Обе продолжали двигаться, дергаясь и молотя по полу, как тело змеи извивается долго после того, как его отсекли от головы.

Хитер охватил ужас при ртом зрелище, потому что очень скоро движение прекратило быть результатом остаточного возбуждения отсеченных нервов, простыми спазмами. Части начали вести себя самостоятельно и целенаправленно. Каждый кусок первичного организма казалось, знал о втором, и они начали искать друг друга. Первый изогнулся на краю ступеньки, пока второй грациозно, как зачарованная дудочкой змея, поднялся ему навстречу. Когда они соприкоснулись, случилось превращение, которое по существу было черной магией, и которого Хитер не могла понять, хотя все происходило на ее глазах. Два куска стали одним: не просто сплелись, но сплавились, стеклись воедино, как будто копотно-темная шелковая кожа, заключавшая их, была не более, чем поверхностное натяжение. Оно просто придавало форму отвратительной протоплазме. Как только оба сошлись, получившаяся масса выпустила восемь маленьких щупалец. С блеском, похожим на быстрые тени на луже воды, новый организм поднялся в смутно крабоподобную - но все еще безглазую - форму, хотя она и оставалась такой же мягкой и гнущейся, как и была. Дрожа, как будто бы для того, чтобы поддержка в себе такой большой угловой формы требовала монументальных усилий, новое существо начало толчками подвигаться к своей материнской массе, от которой его так недавно отсекли.

Менее полминуты прошло с тех пор, как два отдельных отростка принялись искать друг друга.

Есть тела.

Эти слова были, согласно Джеку, частью того, что Даритель сказал через Тоби на кладбище.

Есть тела!

Тогда загадочное утверждение. Теперь слишком ясное. Есть тела - теперь и всегда, плоть без конца. Есть тела - растяжимые, если нужно, приспособленные для всего. Их можно разодрать на куски без потери разума или памяти, и поэтому они бесконечно возрождающиеся.

Мрачность ее внезапного озарения, понимание того, что они не смогут победить, как бы храбро ни боролись и каким бы мужеством ни обладали, отбросило ее к пограничной черте. Где беспросветное безумие, даже сумасшествие, не менее тотальное за счет его краткости. Вместо того чтобы, как любой здравый человек на ее месте, отскочить от чудовищно чуждого создания, вышагивающего, как на ходулях, определенно с целью воссоединиться со своей матрицей, она нырнула за ним, с площадки, вытянув перед собой "узи". Издала придушенный крик, который прозвучал, как тонкий и жгучий вопль скорби умирающего зверя, попавшего в зубодробительный капкан.

Хотя и знала, что подвергает жуткому риску себя и Тоби, оставляя его одного на верху лестницы, Хитер не могла остановиться. Сбежала на одну, две, три, четыре, пять ступенек за то время, что крабоподобное спустилось на две. Их разделяло четыре ступени, когда оно резко изменило направление, даже не затрудняя себя разворотом. Как будто для него что зад, что перед, что бок было одним и тем же. Она затормозила так резко, что почти потеряла равновесие, а краб попер вверх, на нее, много быстрее, чем раньше спускался.

Три ступени между ними.

Две.

Она нажала на спусковой крючок, и выпустила последние пули из "узи" в удиравшую тварь, разрубив ее на четыре-пять-шесть бескровных шматков, которые полетели вниз на несколько ступеней, где и залегли, извиваясь. Беспрерывно извиваясь. Опять гибкие и змеиные. Жадно и молчаливо ищущие друг друга.

Это молчание было почти самым худшим в поведении мерзкого существа. Никаких криков боли, когда в него стреляли. Никаких воплей ярости. Терпеливое и молчаливое возрождение. Дерзкое и отчаянное продолжение атаки, словно насмешка над ее надеждами на триумф.

У подножия лестницы существо подняло себя над полом.