Алекс тоже задержался, чтобы придержать вращавшуюся дверь перед дамой, которая утратила свою необычную неподвижность, но шла такая же прямая, не глядя ни налево, ни направо. Ее взгляд по-прежнему был направлен в какую-то невидимую точку, находившуюся далеко впереди, будто окружающий мир вообще не существовал. Однако она замечала, что происходит вокруг нее, потому что, проходя мимо Алекса, придержавшего дверь, коротко бросила:
— Спасибо!
Джо молча поклонился. На Кнокса, стоявшего с вытянутой рукой в ожидании стюардессы, дама не обратила даже тени внимания, и Джо мельком подумал, что если именно ее вид вызвал такой интерес его нового знакомого, то он был односторонним. Женщина Кнокса явно не знала.
Стюардесса подошла, держа в одной руке сверток, оставленный Кноксом, а другой — красный женский зонт, который уже попадал в поле зрения Алекса.
— Это, кажется, ваше… — подала она Кноксу коробочку. — А кто забыл зонт? — Говоря эти слова, она подошла к молодой женщине, шедшей рядом с тележкой, на которой носильщик вез громадный сундук.
— О, благодарю вас! Я такая рассеянная! — Молодая женщина в плотно облегавшем фигуру костюме взяла зонт и осмотрела его, будто опасаясь, что кто-то мог повредить столь бесценный и так удачно подобранный в тон ее костюма предмет.
Носильщики подъехали к весам, где служащие быстро взвешивали багаж и привязывали к ручкам чемоданов цветные карточки с фамилиями пассажиров и названием аэропорта назначения. Тележки одна за другой скрывались за дверями, обозначенными большой черной цифрой 3. Оттуда после того, как молодой человек в мундире со скучающим видом проверил паспорта, все двинулись дальше по широкому коридору.
Джо выполнил формальности и пошел за Кноксом. Чемоданы уже ожидали их, выстроившись в шеренгу на блестящей металлической стойке, за которой стояло четверо сонных таможенников.
— Кто-нибудь везет вещи, облагаемые пошлиной? — спросил один из чиновников. Вопрос простой, но Джо, любивший присматриваться к незначительным деталям, заметил изменение в поведении таможенников. Их взгляды начали неохотно скользить по лицам пассажиров, стоявших по ту сторону стойки. Ответом на вопрос было молчание. Никто не считал, что в его багаже могло находиться нечто такое, что Южно-Африканская Республика сочла бы достойным обложения пошлиной.
— Нет ли у кого-нибудь из вас в багаже или при себе купленных или полученных в подарок алмазов, добытых в нашей стране?
Снова молчание.
— …или бриллиантов весом более одного карата?
Молодой гигант что-то пробурчал себе под нос.
— Слушаю, — обратился к нему таможенник.
— О, ничего. — Фиджер Джек махнул ладонью, напоминавшей большую буханку хлеба. — Разве недостаточно, что мы должны часами просиживать в аэропорту в ожидании рейса, так теперь надо еще ждать, пока вам не надоест задавать эти глупые вопросы? У кого нет бриллиантов, тот ничего вам не скажет, потому что ему нечего сказать, а тот, у кого они есть, тоже не высыплет их перед вами, если уж решил рискнуть.
Таможенник открыл рот, грозно глянул на стоявшего перед ним человека, которому он, хоть и не был хилым, едва доходил до плеча, но ничего не ответил. Добавил только, не спуская с него глаз:
— Напоминаем всем, что найденные при досмотре драгоценные камни конфискуются, а лицо, пытавшееся их провезти, привлекается к уголовной ответственности.
Поскольку и сейчас никто не ответил, он обратился к стоявшей первой в очереди неподвижно-прямой женщине, которая глядела в стену и, казалось, совсем не обращала внимания на его слова:
— Это ваш чемодан?
— Да.
Она так и не повернулась к нему.
— У вас в нем только личные вещи?
— Нет. |