Мэри Бересфорд задохнулась праведным гневом и, не вымолвив ни слова, ушла. Фокнер заговорил другим, мягким и глубоким голосом. Он был виноват и просил прощения.

— Опять я сделал не так.

— Не можешь просто-напросто не дразнить ее? — сухо спросила Джоанна.

— Никак не получается, — сокрушенно признал скульптор. — Она будит во мне самые низменные инстинкты. Давай не будем ссориться, а лучше выпьем мартини.

Они вышли из-за ширмы, Миллер, который успел отойти, повернулся им навстречу. Джоанна заметила его первой и обрадовалась:

— О, Бруно, у нас сегодня есть гость, с которым я обязательно должна тебя познакомить. Прошу: Николс Миллер, полицейский.

Фокнер смерил улыбающегося сержанта лютым холодным взглядом и прошипел:

— Черт возьми! Всему есть предел! Я-то не собираюсь иметь ничего общего с легавыми. Где ты его раскопала, сумасшедшая?

— Это останется нашей маленькой тайной с мисс Хартман, — спокойно ответил Миллер, еле сдерживаясь, чтобы не ударить его в пах.

Джоанна как-то сразу пожухла, зато в глазах Бруно засияли новые огоньки. Их светскую беседу прервал дверной звонок. Ник оторвал взгляд от Фокнера, перевел его на прихожую и неожиданно для себя обнаружил рядом с горничной Джека Брейди, чье помятое лицо вдруг стало ему дороже всех холеных образин, которые ему довелось наблюдать сегодня вечером.

Он отодвинул бокал и поклонился Джоанне.

— Кажется, это по мою душу.

— Ах, нет, надеюсь, что нет, — откликнулась она, но в голосе ее звучало облегчение.

Миллер повернулся к ее нареченному и светским тоном произнес:

— Прошу простить мне недостаточную изысканность манер. Собственно, мне бы следовало сказать, что было очень приятно познакомиться с вами, ведь я привык общаться с хамами по службе. То есть, я хотел сказать, что теперь хама можно встретить где угодно.

Прежде чем Бруно успел понять и ответить, Ник проскользнул через расфранченную толпу, чьи голоса стали уже погромче, а движения поразвязней, принял у горничной фуражку и плащ и плечом толкнул Брейди.

— Вперед, дружище, к новым успехам.

Двери глухо стукнули у них за спиной. Миллер по дороге натягивал плащ. Джек Брейди сочувственно пробормотал:

— Надо же, море виски, и все бесплатно. Не засну сегодня ночью из-за того, что вытащил тебя оттуда.

— Спи спокойно, было бы о чем жалеть. Что случилось?

— Бомбардир Дойл на свободе.

Миллер опешил. Новость захватила его врасплох.

— Что-что? Дойл? Как?

— Вчера вечером его доставили из тюрьмы «Маннингхам» в окружную больницу с подозрением на пищевое отравление. Уже с полчаса как он оттуда испарился.

— Сколько же он отсидел? Два с половиной?

— Да, из пяти, что ему накинули. Идиот! Через десять месяцев было бы две третьих срока, и он вышел бы за хорошее поведение.

Миллер облегченно вздохнул.

— Слава Богу, что не Любовник Дождя. Идем, Джек, поищем нашего Бомбардира.

Глава 3

Фокнер налил себе уже третье мартини. Джоанна, сморщив лоб, вроде бы невозмутимо спросила:

— Так чем же ты занимался два минувших дня?

— Работал. Вкалывал. Даже пахал. Причем до седьмого пота, — мрачно вспомнил Бруно. — Ты, моя драгоценная, когда последний раз заглядывала в мастерскую?

— Погоди… кажется, в среду.

— Тогда в композиции было три фигуры. Сегодня уже четыре.