– Тем более, видеть их не хочу. Будет, что Господь даст.

Миллер отхлебнул из стакана так же хладнокровно, словно ему показали не похищения и страшные смерти, а комедию или веселый танец.

– Вы оказали нам огромную услугу… Мне лично, понятное дело, но и всем нам. Что вы хотите за нее?

– Пока ничего…

– Но настанет день, и вы что-то обязательно попросите.

Миллер не торговался, он просто констатировал факт. Наверное, жизнь в эмиграции быстро учит, что бесплатных услуг не бывает.

– Возможно… Но скорее всего – мы ничего не попросим. Вы – союзник, вам необходимо помогать.

Звякнула ложечка в стакане.

– Евгений Карлович, нам пора.

– Вовка-казак отвезет вас.

– Пусть лучше Вовка-казак отвезет вас домой. Мы бы хотели прогуляться.

Есаул пошел проводить. На лестнице он неуверенно спросил, можно ли научиться видеть будущее. Голос в темноте звучал так робко, что Петя невольно заулыбался.

– Этому как раз и учат в Шамбале… учат не всех, надо иметь врожденные способности.

Есаул тяжко вздохнул; было видно, он бы многое отдал за такой дар.

По понятиям Пети, стоял еще совсем ранний вечер. Закат погас давно, хотя еще и десяти часов нет по местному времени. Но ведь это юг, темнеет рано. Париж лежит южнее Киева, почти что на широте Крыма.

Давно загорелись фонари. Улицы вечернего Парижа шумели, общались, плясали. Пялились на прохожих бездельники из стеклянных веранд кафе. Они сидели там на виду, в электрическом свете, и пялились на прохожих – тоже хорошо видных под электрическими фонарями.

Шумные бульвары с ярко освещенными верандами сменялись пустыми темными улицами, иногда неприятно-тесными, с далекой узкой полоской звездного неба высоко-высоко над головой.

– Большинство парижан уже спят, – комментировал Вальтер. – Мало кто в такое время еще торчит по кафешкам. А во