— Я не был так категоричен, — заметил Гуртуев, — но, в общем, получается, что так или иначе имя подсознательно действует на его носителя.

— Особенно если этот человек отягощен грузом наследственности своих предков, — согласился Дронго. — Я недавно читал об образовании первой коммуны и провозглашении первой коммунальной хартии во французском городе Комбре в середине одиннадцатого века. И плюс еще дикие крестьянские волнения в Бретани и по всему королевскому домену. Мне стало интересно, кто был королем Франции в этот момент. А именно, Генрих Первый из династии Капетингов, который, в отличие от своего предшественника Роберта Благочестивого, не был набожен или удачлив. Но он хотя бы умер собственной смертью, пусть и проклинаемый многими соотечественниками. Я немного знаю историю Франции, и мне не составило труда вспомнить, что Генриха Второго — уже в середине шестнадцатого века — убили на турнире, его сына Генриха Третьего заколол доминиканский монах Жак Клеман, а его зятя Генриха Четвертого убил фанатик Равальяк. Вот такая грустная история с Генрихами, которым так не везло во Франции, — хотя по-французски это имя звучит как Анри. Даже Генрих Пятый, уже через триста лет, так и не стал королем, хотя был внуком Карла Десятого и считался реальным претендентом на престол во времена Третьей республики. Вот такие невероятные совпадения. Может, им нужно было брать другие имена? Хотя… Его сын умер семи лет отроду, а брат, взявший имя Людовика Восемнадцатого, дважды бежал из собственной страны! Сначала в качестве принца, а затем уже как король, изгнанный Наполеоном. Может, действительно топор палача так радикально менял представление о счастливом имени или все это лишь случайные совпадения?

— Мы уже с вами говорили, — напомнил Гуртуев, — случайных совпадений не бывает… Да, кстати, полковник Резунов тоже считает, что именно вы сможете разговорить нашего бывшего подопечного и заставить его давать показания.

— А заставить его говорить нельзя, — понял Дронго. — С одной стороны, он теперь почти европейская знаменитость и его нельзя даже трогать пальцем, не говоря уже о стандартных методах, применяемых по отношению к таким преступникам. А с другой — вы не можете вводить ему различные препараты, подавляя психику, так так он представляет для вас исключительный научный интерес и вы просто не позволите никому вмешиваться в работу его мозга. Все правильно?

— Почти да. Его даже содержат в отдельной специально оборудованной камере в том крыле, где нет остальных преступников. Вы же знаете, что обычные уголовники не любят подобных маньяков и поступают с ними соответственно. Но даже угроза перевести его к уголовникам на него не подействовала. Он понимает, что следователи не пойдут на такой шаг, так как это вызовет скандал. Каждый день о Баратове появляются все новые и новые статьи. Мы сделали из него настоящую звезду, европейскую знаменитость, и в этом вы правы.

— Именно поэтому я должен отказаться, — ответил Дронго, — это не мое дело — вызывать на откровенную беседу преступника. Для этого есть целый штат психологов, психоаналитиков и психиатров.

В этот момент позвонил мобильный телефон гостя. Гуртуев извинился, доставая свой аппарат.

— Он отказывается, — сообщил Казбек Измайлович, — категорически не хочет встречаться с Баратовым. Да, конечно. Я ему все объяснил. Но он не хочет. Да, я могу передать ему телефон.

Он протянул телефон Дронго и пояснил: «Полковник Резунов».

— Добрый день, Виктор Андреевич, — сказал Дронго, услышав знакомый голос.

— Здравствуйте. С приездом. Как хорошо, что вы прилетели! Вам, очевидно, Казбек Измайлович все уже рассказал. И я понимаю мотивы вашего отказа.