| 
                                     А он служит французскому правительству.
 – Вы правы. Бурбоны всюду суют нос, – задумчиво проговорил Худ. – Боятся упустить свое. Можно подумать, мы их разбили при Ватерлоо, а не Бони. 
Копыта застучали звонче – экипаж въехал на пирс. Остановился. Худ открыл дверцу прежде, чем лакей успел соскочить с запяток, но когда они вылезали из экипажа, он уже стоял перед дверцей со шляпой в руке, поблескивая темной кожей в свете висящего на козлах фонаря. 
– Жди, – бросил Худ. Они чуть не бегом кинулись к освещенным фонарем сходням, два матроса якорной вахты при их появлении вытянулись по струнке. 
– Мистер Харкорт! – крикнул Хорнблауэр, едва ступив на палубу – ему было не до церемоний. 
Возле трапа горел свет – там же был и Харкорт. 
– Здесь, милорд. 
Хорнблауэр вбежал в кормовую каюту. С палубного бимса свисал зажженный фонарь, второй принес Джерард. 
– Докладывайте, мистер Харкорт. 
– «Дерзкий» снялся с якоря в пять склянок первой вахты, милорд. Его тянули два буксира. 
– Знаю. Что еще? 
– Лихтер с грузом подошел к борту в начале второй собачьей вахты. Сразу, как стемнело, милорд. 
Низенький чернявый мужчина незаметно вошел в каюту и остался стоять в тени. 
– Ну? 
– Джентльмен, которого прислал мистер Худ, вместе со мной наблюдал за погрузкой, милорд. 
– Что грузили? 
– Я считал по мере погрузки. У них на бизань-штаге горели огни. 
– Ну? 
Харкорт приготовился читать по бумажке. 
– Двадцать пять деревянных ящиков, милорд, – прочел он, опередив нетерпеливый взгляд Хорнблауэра. – Я узнал эти ящики, милорд. В такие обычно пакуют ружья, по двадцать четыре ствола в каждый. 
– Пятьсот ружей и штыков, – быстро умножил Джерард. 
– Так я и думал, – сказал Худ. 
– Еще что? – спросил Хорнблауэр. 
– Двенадцать больших продолговатых тюков, милорд, и еще двадцать длинных, узких. 
– Не можете ли вы предположить… 
– Соблаговолите выслушать матроса, которого я отрядил, милорд? 
– Зовите его. 
– Спустись сюда, Джонс, – крикнул Харкорт и повернулся к Хорнблауэру. – Джонс – отличный пловец. Я послал его вместе с другим матросом в караульной шлюпке, и Джонс подплыл к лихтеру. Расскажи его милости, что ты разузнал, Джонс. 
Джонс оказался щуплым, низкорослым парнем. Он заморгал от яркого света, робея в присутствии важных особ. Заговорил он с тем простонародным выговором, который сразу выдает уроженца лондонских трущоб. 
– Форменные мундеры, сэр, в тех больших тюках, сэр. 
– Как ты узнал? 
– Подплыл к лихтеру и пощупал, сэр. 
– Кто-нибудь тебя видел? – Это спросил Худ. 
– Нет, сэр, ни одна душа. Все были заняты, грузили ящики. Форменные мундеры, сэр, я говорил, сэр, я нащупал пуговицы, сэр. Не как у нас, сэр, а выпуклые, навроде пуль, целые ряды на кажном мундере. Еще я, кажись, нащупал позумент и чтой-то навроде шнурков, сэр. Форменные мундеры, сэр, точно говорю. 
В этот момент вперед выступил чернявый мужчина – в руках он держал что-то мокрое, похожее на дохлую кошку. Прежде чем продолжать, Джонс указал на странный предмет. 
– Хошь убейте, не мог угадать, чего в другом тюке, длинном. Я вытащил нож… 
– Ты точно знаешь, что тебя никто не видел? 
– Точно, сэр. Вытащил я нож и распорол шов. Они подумают, лопнул при погрузке, сэр. Выудил я эту штуковину и поплыл к лодке, сэр. 
Темноволосый протянул вперед черную мохнатую массу. Хорнблауэр нетерпеливо схватил и тут же наткнулся пальцами на металл. 
– Орлищи, сэр, – сказал Джонс.                                                                      |