В кухню вошел Гленн и спросил:

     - Почему ты плачешь, папа?

     Ответить я ему не смог. Вместо меня это сделала Элеонора:

     - Этот мир - юдоль печалей, Гленн.

     Крайне неверная интерпретация моих слез.

     - Думаю, с миром все в порядке, - ответил Гленн.

     Подумать только, однажды я мечтал возлежать на  Элеоноре и покрывать ее

бледное тело поцелуями!

     Когда  Гленн  удалился  принимать  ванну,  я пришел  в  себя  и  сказал

Элеоноре:

     - Я предпочел бы, чтобы вы не создавали  у Гленна впечатления, будто  я

имею привычку плакать из-за печалей этого мира.

     - Теперь для меня все в черном цвете, - скорбно отозвалась она.

     - Это  вы  сами в черном  цвете. Почему  бы вам  не внести в свою жизнь

какую-нибудь  иную краску? Розовая  блузка  или  белый  джемпер  мог  бы вас

развеселить.

     -   Мой  нумеролог  предупреждал  меня,  что  я  познакомлюсь  с  новым

любовником посредством своей работы и все закончится слезами.

     - Элеонора, вы все  время складываете два и два и  каждый раз получаете

пять. Мы никогда не были любовниками.

     Она посмотрела мне в глаза и сказала:

     - А вы хотите, чтобы мы стали любовниками?

     Я объяснил, что подобно Стивену Фраю, дал обет целомудрия.

     - Я вам не верю, - ответила Элеонора. - Настоящая причина в том, что вы

говорили с Роджером Терпишем и полицией.

     - О чем? - встревожился я.

     Она пропустила вопрос мимо ушей:

     - Вы влюблены в эту парламентскую шлюшку. Она была в нашей постели.

     Пришлось признать:

     - Мы с Пандорой спали вместе. Однако между нами не имело место  ничего,

связанного с сексом. Мы ни на секунду не снимали нижнего белья.

     Тут-то  Элеонора  и  выдала  новость,  что  Стивен  Фрай  отказался  от

целомудрия и вот-вот заявит, что секс - это "совершенно изумительная вещь".

     Гленн  крикнул  из  ванной, что  Уильям  похитил у  него мыло  в  форме

футбольного кубка мира. Я  поднялся, чтобы разобраться с мальчиками. Когда я

спустился, то от меня не укрылось, что Элеонора расстегнула одну пуговицу на

своей черной шелковой блузке. Непринужденно  спросил, почему  она  упомянула

полицию. Этот вопрос не давал мне покоя.

     -  Если  вы действительно  хотите знать, -  ответила  Элеонора, - я уже

попадала в полицию, хотя какое отношение это может иметь к моей квалификации

как учителя:

     Я ее оборвал:

     - За что вы угодили в полицию?

     Она покачала головой:

     -  Но почему это  повторяется снова и  снова?  Почему я  не могу  найти

мужчину, который готов пойти за мной в огонь, как и я за ним?

     Она приподняла подол длинного черного платья и утерла глаза.

     На левом колене  я заметил татуировку - птица феникс простирает крылья.