Изменить размер шрифта - +
Пеллэм хотел отвернуться, но не мог.

— И вот один парень, — продолжал мертвым, безжизненным голосом Ломакс, — он попытался приударить за девчонкой, которая работала в гардеробе, а та дала ему от ворот поворот. Парень напился, вышел на улицу, купил на доллар бензина, вернулся, разлил бензин по коридору, бросил спичку и отправился домой. Да-да, именно так: устроил поджог и отправился домой. Не знаю, посмотреть телевизор. Поужинать. Не знаю.

— Надеюсь, его поймали и отправили в тюрьму, — сказал Пеллэм.

— О да, поймали и отправили. Но дело не в этом. Я хотел вам рассказать про то, что во время того пожара погибли восемьдесят семь человек. По количеству жертв — самый страшный поджог за всю историю Соединенных Штатов. А мне пришлось работать в бригаде опознания. Видите ли, главная проблема заключалась в том, что погибшие танцевали.

— Танцевали?

— Совершенно верно. Женщины оставили сумочки, а мужчины повесили пиджаки с бумажниками на спинки стульев. Поэтому мы не могли определить, кто есть кто. Поэтому мы разложили все трупы и стали думать: «Господи, нельзя же заставить восемьдесят семь семей ходить туда и сюда по этой улице мертвых.» Поэтому мы сфотографировали трупы. По два снимка на каждое тело. И разложили фотографии в альбом, который показывали родственникам. Так вот, именно я листал этот альбом всем матерям, отцам, братьям и сестрам тех, кто в тот вечер был в «Счастливой стране». Я никогда не смогу забыть это.

Закрыв труп простыней, Ломакс посмотрел на Пеллэма.

— И это все сделал один человек. Один человек, купивший на доллар бензин, твою мать. А сейчас я просто хочу предупредить вас о том, что я собираюсь звонить окружному прокурору и просить перевода Этти Вашингтон из отдельного изолятора в общую камеру.

Пеллэм начал было что-то говорить. Но Ломакс, в каждом движении которого сквозила бесконечная усталость, выпрямился и перешел ко второму телу.

— Вашингтон убила того мальчишку, — сказал он. — К настоящему времени в центре предварительного содержания под стражей это уже известно всем. Я даю ей день. В лучшем случае, два.

Присев на корточки, Ломакс снял простыню.

 

21

 

Шторы в конторе Бейли были опущены.

Как сначала предположил Пеллэм, наверное, для того, чтобы не пускать в помещение жар улицы. Но затем он понял, что затемнение, вероятно, было устроено по просьбе нервного мужчины, сидевшего напротив адвоката на рахитичном стуле, подавшись вперед. Гость постоянно ерзал на месте, настороженно оглядываясь по сторонам, словно ожидая удара наемного убийцы.

Не обращая внимания на посетителя, Пеллэм сказал адвокату:

— Я разыскал Алекса, но поджигатель меня опередил.

— Пожар гостиницы «Иглтон»? — понимающе кивнул Бейли.

— Да.

— Алекс погиб?

Пеллэм пожал плечами.

— Возможно. А может быть, он просто куда-то скрылся. Не знаю. Несколько тел до сих пор не опознаны.

— О господи! — вставил посетитель.

Пеллэм решил, он вот-вот начнет картинно ломать руки, но только руки его были заняты тем, что судорожно сжимали сиденье стула.

Затем Пеллэм передал адвокату слова Ломакса насчет перевода Этти в общую камеру.

— Только не это! — прошептал Бейли. — Это очень плохо. В общей камере Этти не продержится и часа.

— Черт побери, это же подлый шантаж, — пробормотал Пеллэм. — Вы можете помешать Ломаксу?

— В лучшем случае я смогу лишь оттянуть перевод. Окружной прокурор согласится пойти на все, если решит, что Этти под нажимом выдаст поджигателя.

Быстрый переход