Сопровождающие вышли. Я воткнул флешку в разъем, она запустилась автоматически, и на большом плазменном экране в стене появилось изображение. Я отвернулся… я ее уже смотрел и не желал смотреть это еще раз…

Барон, надо отдать ему должное, просмотрел запись до конца, и молча. Не знаю, смог бы я так же… не факт, не факт. Но барон был необычным человеком… обычный не станет одним из самых богатых людей мира, тем более в такой неподходящей стране, как Италия.

– Где это снято? – спросил барон.

– Ударный авианосец «Николай Первый». Там неплохой госпиталь и военные врачи. Они оказывают помощь вашему сыну.

– Он… пострадал?

– Не при захвате. Его держали в одном из горных монастырей на юге люди, не слишком похожие на монахов. При штурме они оказали сопротивление и были уничтожены.

– Нет, это монахи… – сказал барон, – вот это-то и есть люди, верящие свято. Понимаете – свято…

После чего барон разразился проклятьем столь страшным, что я не могу привести его здесь. Я промолчал.

– Что с ним сделали?

Это было сложно говорить. Но иного выхода не было.

– Я не видел его лично, не участвовал в захвате. Врачи с авианосца установили, что его… ослепили. Причем давно. Кроме того, у него удалили хирургическим путем два пальца полностью и один частично. Все повреждения очень старые, им несколько лет. Мы не знаем, кто это сделал и зачем. В остальном ваш сын в порядке.

– Они… разыграли комедию… – сказал барон и замолчал.

– Для вас? – осведомился я.

– Ну что вы… Я не более чем привратник… который может открыть ворота. Они разыграли эту комедию перед теми, кто живет за этими воротами…

Барон помолчал, видимо, пережидая боль. Потом продолжил:

– Через месяц после похищения, в ущелье… в Калабрии нашли упавшую в пропасть машину. Обгоревшую машину. В ней было три трупа в салоне и в багажнике – еще один. Машина была… изрешечена автоматным огнем. Мальчика… который погиб в багажнике, опознали как моего… сына. А потом… генерал принес пленку с записью его голоса. И приказ.

– Какой генерал? – резко спросил я.

– Николетти. Генерал карабинеров. Он занимался этим делом… и многими другими в Риме.

Есть! Человек из списка!

– Кто его убил? – спросил я.

– Кто… Его убил я, сударь. У… этих людей свои законы… в системе жизнь стоит очень недорого, что своя, что чужая. Иногда… они сдают своих. Николетти много знал… и стал… зарываться. Стал скандально знаменит… скажем так. Тогда ко мне пришел человек и сказал, что я могу делать с Николетти все, что я сочту нужным.

– И вы положили его в машину и подожгли…

– Я всего лишь отомстил, – сказал барон, – вам этого не понять.

– Да… наверное, не понять.

– Я так понимаю… что теперь я работаю на вас? – спросил барон после долгого молчания.

– В некотором роде.

– Что это значит?

– Это значит, господин барон, что я никак не могу быть шантажистом. Это в корне противоречит чести русского офицера и дворянина. Однако мне и в самом деле от вас кое-что нужно. Мне нужно, чтобы вы ответили на кое-какие мои вопросы, прямо сейчас. Это нужно вам в не меньшей степени, чем мне. Мне нужно, чтобы вы сообщили мне, каким путем и куда ушли деньги, принадлежавшие польской казне и персидскому шахиншаху.