Изменить размер шрифта - +

– Закон – это колосс на глиняных ногах, – приступил он к объяснению. – Законы часто меняются, дополняются и аннулируются. Отчего бы не иметь права трактовать их в отдельных случаях так, как это представляется более обоснованным... скажем... ммм... логически? Правосудие – благо, но не основа для свода законов. Законы придуманы для поддержания порядка в обществе и влияния на каждого его члена. – Он подошел к краю стола, заглянул Кевину в глаза и опять улыбнулся. – На всех людей, и на так называемых добропорядочных граждан, и на криминальные элементы.

– Сострадание, – продолжал Джон Милтон, прохаживаясь вокруг стола, точно университетский профессор во время лекции, – это замечательно, но ему нет места в системе, поскольку оно субъективно и несовершенно. Сам субъект меняется, в то время как закон может быть совершенным, универсальным и неизменным во времени.

Он сделал паузу и посмотрел на Кевина, который быстро кивнул в ответ.

– Думаю, вы поймете все сказанное мной и согласитесь.

– Да, – откликнулся Кевин. – Может быть, не совсем в таких терминах, но тем не менее я разделяю вашу мысль.

– Мы прежде всего адвокаты, и, пока мы будем помнить об этом, нас ждет успех. – Глаза Джона Милтона наполнились железной уверенностью. Кевин завороженно слушал. Кажется, он столкнулся с совсем иным типом мышления. Вот что значит Нью-Йорк. Речь его собеседника гипнотизировала: ему казалось, что он сам произносит эти слова, следуя за ними движением губ, словно бы шепотом повторяя их.

Сердце бешено стучало, кровь прилила к лицу. В последний раз он чувствовал подобное возбуждение, играя в баскетбол за колледж, когда от успеха в поединке зависело попадание в Высшую лигу. Тренер Марти Макдемот так накрутил их в раздевалке, что они выскочили на поле, готовые сразить любого противника. Он, Кевин, не мог дождаться, когда завладеет мячом.

Джон Милтон неторопливо кивнул:

– Кевин, вы даже не представляете, насколько глубокое взаимопонимание царит в нашей фирме. И как только я понял, что мы с вами непременно поймем друг друга, то немедленно послал к вам Пола. – Он пристально посмотрел на Кевина, и губы его раздвинулись в улыбке, обнажая блеснувшие зубы. Улыбка получилась какой-то робкой, почти заискивающей. – Это дело, принесшее вам успех...

Джон Милтон вновь занял место за столом, на этот раз в более фривольной позе, закинув ногу на ногу.

– Вы имеете в виду дело школьной учительницы, обвиненной в совращении детей?

– Да. Ваша защита была безупречной. Вы видели слабые места в системе обвинения и били наверняка.

– Я знал, что эти девочки – обманщицы...

– Да, – сказал Джон Милтон, склоняясь над столом, словно собираясь обнять Кевина за плечи. – Но вы знали и то, что Барбара Стенли в главном говорит правду и Лоис Уилсон виновна.

Кевин вздрогнул.

– Нет, конечно, вы не были уверены на все сто процентов, это понятно, однако в глубине души вы сознавали, что эта женщина – совратительница. Барбара Стенли – всего-навсего малолетняя шантажистка, и, может быть, она получила хороший урок, но в главном – она сказала правду...

– Но я не знаю этого наверняка, – медленно сказал Кевин.

– Все в порядке, – улыбнулся Джон Милтон. – Вы занимались адвокатским трудом, исполняли свой долг – только и всего.

И тут улыбка сползла с его лица:

– Если бы обвинение сделало свою работу так же добросовестно, как вы, процесс мог закончиться совсе

Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
Быстрый переход