* * *
— Мы должны были сделать это раньше, — прошептала Марина, покосившись в сторону сидящего за столом прокурора.
— Нет.
— Саша, ты не…
— Нет! — уже куда твёрже, но, по-прежнему не повышая голоса, ответил ей. — Если бы мы сделали это сейчас, то наше ходатайство бы развернули и вернули нам в руки ещё до того, как ты объяснила бы ей суть вопроса.
— А для того чтобы подать его во время процесса, нам нужно, чтобы основание стало известно уже после того, как суд начался, — зашептала она мне в ухо. — Если мы подадим его после начала процесса, то шансы на то, что его примут, ещё ниже!
Ну тут она права. Спорить не буду. На самом деле она практически дословно процитировала положение. Ну ладно. Не дословно, но суть верна. Но всё равно, я её остановил. Скворцова была готова ещё вчера вечером нестись к судье с ходатайством для отвода прокурора. И я её понимал. Снять Стрельцова с дела — возможность этого стоила риска. Более того, это был хороший шанс развернуть процесс в нашу пользу.
И именно поэтому я не позволил ей это сделать. Просто не дал ей закопать эту возможность в землю собственными руками. Сделай она это так, как собиралась, и её порыв ушёл бы в никуда.
— Успокойся. Я знаю, что делаю.
— Всем встать! — громко сказал пристав.
Мы с Мариной поднялись со своих стульев. Рядом с ней встала Яна. Сейчас Новикова выглядела куда лучше. Здесь ей хотя бы разрешили надеть нормальную одежду, а не костюм из ЦПЗ.
Уже знакомая мне судья вошла в зал и прошла вдоль рядов к своей трибуне.
А я пытался подавить мучающий меня мандраж. Какого чёрта⁈ Я столько раз был в местах, подобных этому, что и не счесть! А сейчас стоял и нервничал, будто впервые тут оказался.
Хотя… наверное, теперь можно было сказать и так. В конце концов, для нового меня это впервые.
Быстро огляделся, посмотрев сначала на стоящего поодаль от нас за своим столом Стрельцова, а затем и на сидящих на отдельных местах присяжных. Десять человек. Все простолюдины. Каждый выбран случайно путём жеребьёвки.
И я их уже ненавидел. Всегда ненавидел присяжных. Незнакомых людей, которым предстояло решать судьбу моего клиента. С одной стороны, они его не знали, что в теории обеспечивало непредвзятость мнения. Но с другой — я точно так же ничего не знал и о них самих. Кто гарантирует, что они смогут действительно вынести справедливое решение о судьбе незнакомого им человека?
Правильно. Никто. И единственные, кто мог склонить чашу весов в пользу Яны, были лишь мы с Мариной.
— Итак, — произнесла судья, сев на своё место. — Предлагаю начать. Прошу представителей обвинения и защиты подойти ко мне.
Я подмигнул Марине, когда та вставала, и получил в ответ короткую, но несколько вымученную улыбку.
Скворцова подошла к судье и встала рядом со Стрельцовым.
— Обвинение запрашивает двадцать лет для обвиняемой. Это так?
— Да, ваша честь, — всё тем же хорошо запомнившемся мне спокойным и холодным голосом произнёс Стрельцов. — Максимально возможный срок.
— Насколько я знаю, обвиняемой была предложена сделка. Десять лет колонии общего режима за признание вины.
— Мы отказываемся, ваша честь, — твёрдо сказала Марина. — Наша подзащитная невиновна.
Судья поджала губы, вздохнула и закрыла лежащую перед ней кожаную папку. А я мысленно улыбнулся. Молодец. Хороший адвокат никогда не назовёт своего подзащитного обвиняемым. Даже мысли об этом допускать не должен.
— Что же. Тогда предлагаю начать, — проговорила она. — Можете вернуться на свои места.
Как только Марина и наш визави вернулись за свои столы, удар деревянного молотка по площадке ознаменовал начало нашего сражения. |