— Вам чего?

— Соседка твоя дома?

— Вам припадочная эта нужна, что ли?

— Почему припадочная? — тут же спросил Кирилл.

— А как ещё эту идиотку назвать? Уволилась с работы, три дня проревела в подушку, а потом начала в истерике биться. В психушку бы её надо было везти! В психушку! Там таким дурам как она самое место.

— А куда её увезли?

— В это самое, ну короче куда не психов забирают.

— Кто увёз?

— Скорую вызвали. А ещё соседка наша раскудахталась, бегала вокруг неё, Сашенька, Сашенька! До чего ж ты себя довела, девонька!

— В невралгию Сашеньку увезли, — раздался укоризненный голос. И вместе со стуком клюки по грязному полу на площадке появилась старушка. Видимо, та самая соседка, потому что девица вначале взвизгнула, а потом спряталась за дверью. Вовремя, потому что следом в дерево ударила клюка. — Ишь, злыдня, что удумала! Сашеньку поносить! Сама не понимаешь, так другим не говори!

— Психованная! — крикнула злобно девица, щёлкнули замки и простучали босые ноги.

Кирилл посмотрел уже на соседку.

— Может быть, вы нам поможете. Нам с Сашей встретиться надо.

— Она в невралгии, милок. Сама девочка мне ничего не говорила, но у неё на работе какая-то беда случилась. Сашенька домой вернулась с неделю где-то назад сама не своя. Плакала долго. А потом плохо ей стало. Я вызвала скорую, и её увезли… Я хотела её навестить, но там только родных пускают.

— А родные у неё есть?

— Нет, милок. Тётка была, да и та бросила… Я вот ей яблочек своих… с деревни привезла… А меня так и не пустили.

Кирилл протянул руку:

— Давайте, бабушка, я передам ей. Мне с Сашей поговорить надо.

— Ой, спасибо тебе, милок!

— Не за что пока, — улыбнулся едва заметно Кирилл, принимая пакет. Затем протянул руку Ане: — Идём.

— Да, — вложив свою ладонь в ладонь Кирилла, девушка двинулась за ним по лестнице.

Снова на автобус, правда, на этот раз проехать надо было всего несколько остановок. Городская больница была окружена старым парком. Стройные берёзки соседствовали с толстыми дубами и развесистыми клёнами.

В парке бегали двое детей, поднимая в воздух листья и со звонким смехом топая по лужам. Аня вздрогнула, обняла себя за плечи, не осознавая того.

— Замёрзла? — тут же повернулся к ней Кирилл.

Губы должны были сложиться в «нет», она же мёртвая, она же ненастоящая, в какой-то мере. Но холод поднимался откуда-то из сердца, кружился вокруг, и Аня кивнула.

Скинув с себя куртку, Кирилл накинул её на худенькие плечи и обнял девушку.

— Всё будет хорошо. Идём.

— Д… да. Прости.

— Всё хорошо.

Иногда надо просто расслабиться и плыть по течению. Вот и в этот раз, чтобы получить результат, Аня самоустранилась, позволяя Кириллу договариваться с медсестрой. В палату к Александре Северной их пустили уже через пять минут.

Официантка оказалась молодой женщиной, лет двадцати четырёх. Возможно симпатичная, но сейчас черты её лица были искажены горем. Покрасневшие от слёз глаза, тёмные синяки, заострившиеся скулы, искусанные в кровь губы.

Горе было непоказным, но отчаянным.

Аня, стоявшая за спиной Кирилла, шагнула вперёд, цепляясь за его руку.

— В ту ночь, — тихо заговорила она. — Она обслуживала столик постоянного клиента. Он был из категории «буйных», поэтому к нему старались не подпускать молоденьких девочек. Но в ту ночь постоянный официант Крюкова с резким приступом аппендицита оказался в больнице.