Двигаться будете без всякой шумихи, не загоняя лошадей, но и не плетясь черепахой.
– Чтобы к нашему прибытию все было готово?
Не знаю, что именно и кем, но вопрос напрашивался сам собой.
– Да, – кивнул сар Штраузен. Мгновенье молчал, вероятно дожидаясь еще одного вопроса, которого не последовало, затем продолжил: – Даниэль, основной твоей задачей будет не опека над моим сыном, нет. О его безопасности позаботятся другие. Мне бы хотелось, чтобы тебе удалось выбить из Клауса хотя бы часть той восторженности, которая мешает ему видеть жизнь в ее настоящем свете. Думаю, ему настала пора относиться к ней с куда бо́льшим цинизмом. Признаться, несмотря на свой возраст, он во многом еще ребенок. Клаус обязательно к вам прислушается, поскольку он отзывается о тебе всегда только в превосходной степени. Понимаешь, о чем я?
– В общих чертах.
Бренди я все-таки выпил. Могу себе представить, какую только гадость не придется глотать по дороге в Клаундстон. Что же касается просьбы сар Штраузена… Не оттого ли мне Клаус и нравится, что у него есть то, чего у меня давным-давно не осталось – та самая восторженность? Как у глубокого старика, который испытал все, что только можно испытать, и видел все, что только можно увидеть. И теперь не получает удовольствия ни от чего. За исключением вкуса блюда и сладости послеобеденного сна. В мои-то двадцать пять! И не это ли самое важное в жизни – пронести свежесть восприятия на как можно больший срок? Но нет, вам нужен наследник, которому можно доверить то, что вы с таким трудом создали.
Сар Штраузен вещал что-то еще, я слушал его вполуха и даже умудрялся ответить на большинство его вопросов, не переспрашивая. Наконец мы расстались. И его последней фразой было:
– Даниэль сарр Клименсе, пусть тебе никогда не придет в голову, что я тебя купил. Нет, мы всего лишь пришли к устраивающей нас обоих договоренности.
Эх, если бы! Но теперь было поздно что-то менять.
– Даниэль! Еще бы несколько минут, и я бы точно была уверена, что тебя уже не дождусь.
Кларисса живет в столице несколько лет, но все еще выговаривает звук «л» слишком мягко. Что сразу выдает в ней уроженку западной провинции королевства. Обычно такое произношение меня раздражает, но не из ее уст. Корсеты давно не в моде, и при такой тонкой талии, нескромном декольте, в котором есть что показать, таких темных блестящих глазах, красивых чертах лица и настоящем водопаде каштановых волос, уложенных в красивую прическу, пусть Кларисса не выговаривает его вовсе. К тому же все, что отчасти скрывает ее бальное платье, мне давно и хорошо известно. Там если и не совершенство, то недалеко от него.
– Ни за что не поверю, что ты прождала меня все время именно здесь, – сказал я, уволакивая ее за руку в одно уединенное местечко, о котором, боюсь, не знает даже Клаус. Мы разговаривали с сар Штраузеном больше часа, и потому мой вопрос был закономерен.
– Еще чего! Всего-то понадобилась одна монета, чтобы слуга вовремя предупредил. Затем только и оставалось, что перехватить, пока ты не исчез так же незаметно, как и появился, – едва успела тебя заметить.
Кларисса шла за мной охотно, и мы оба с ней прекрасно понимали, чем наша встреча закончится. Наконец то самое уединенное местечко, где я надолго припал к ее губам.
– Рад тебя видеть! – отрываясь от них, сказал я.
– Я чувствую, – улыбнулась она. – К тому же ты дышишь чаще обычного.
Здесь нас не увидит никто, и если развернуть ее спиной, наклонить, а затем одним движением поднять подол достаточно высоко, станет доступно то, что сейчас мне просто необходимо. |