Изменить размер шрифта - +
Один дюжий верзила приготовился уж дружески хлопнуть меня по спине, но передумал, слава Богу, а то я непременно бы хлопнулся в обморок. Арно поглощал круассан за круассаном. Они здесь, оказывается, вовсе не плохи, известил он меня. Я подумал, что тут-то мы и отправимся домой, но он попросил еще чашку кофе. И пока он неспешно прихлебывал кофе — слишком горячий, чтобы проглотить его одним махом, — я стоял рядом и медленно агонизировал.

Наконец мы добрались до дому. Я сбросил окровавленные простыни на пол и примостился на голом матраце. Ушибы мои жутко болели, и я с удовольствием позволил себе негромко стонать и кряхтеть. Стонал, пока не провалился в глубокий сон. В кому.

Очнулся и увидел у моей постели Морикана. Оказывается, Арно позвонил ему. Морикан удивился, когда выяснил, что я могу говорить.

«Это произошло между половиной второго и двумя, так ведь?» — спросил он.

Да, примерно в это время. Но почему — вот что мне хотелось узнать. Как он это вычислил?

С серьезным лицом и с некоей торжественностью он извлек из внутреннего кармана лист бумаги.

«Это, — произнес он, помахивая листом перед моим носом, — астрологическая картина происшествия. Ты показался мне в такой эйфории, когда уходил от меня. Ну вот, здесь…» — И он склонился над листом, объясняя мне значение черных и красных линий, имевших для него глубокий смысл.

«Тебе очень повезло, что ты остался в живых, — начал он. — Когда я пришел сюда и увидел повсюду кровь, я испугался, что ты уже мертв. Все складывалось против тебя в эту ночь. Если б ты сразу лег спать, с тобой могло и не случиться ничего. А так… Другой на твоем месте непременно бы загнулся. Но я уже говорил тебе, ты счастливчик. У тебя два рулевых весла: когда обессиливает одно, другое вступает в игру. Тебя спас Юпитер. Эго единственная планета в твоем гороскопе, которая никогда не принесет тебе вреда». Он изложил мне ситуацию во всех деталях. Я был словно огорожен стеной. Если бы все двери захлопнулись, я бы окочурился. Он показал мне картину смерти Бальзака, потрясающую диаграмму фатума, изящную и неопровержимую, как шахматная задача.

«А можешь ты показать мне карту смерти Гитлера?» — слабо улыбнулся я ему.

«Моп vieux, - живо откликнулся Морикан. — Я был бы так рад, если б мог ее составить. К несчастью, я не вижу перед ним ничего катастрофического пока. Но когда придет ему время падать, он, запомни мои слова, погаснет сразу же, как выключателем щелкнут. Сейчас он все еще лезет вверх, когда доберется до высшей точки, побудет там немного, а потом — бам, и все кончено. Но впереди нас ждут тяжелые дни. Надо готовиться к великим бедствиям. Хотел бы я, чтобы у меня был Юпитер, как у тебя. Но у меня этот сатанинский Сатурн. Так что я надежд не питаю…»

 

Стиглиц и Марин

 

«Первая наша задача, — утверждает Рудьяр, — полное обновление самой субстанции искусства.

Новая музыка звучит смешно и бессмысленно в концертном зале; новая драма требует нового театра; новый танец стремится к новому обрамлению, к свободному отношению к музыке и драматическому действу. Помимо этого, условия представления трагически абсурдны с социальной и финансовой точки зрения. Коммерциализация полностью покончила с духом посвященности в искусство, духом реального соучастия в представлении. Публика приходит к искусству в поисках сенсаций, а не для того, чтобы приобщиться к незнакомому еще для нее опыту жизни через искусство. Возможно, главное, в чем нуждается новое искусство, — новая публика; главное, в чем нуждаются люди искусства, — осознание подлинных отношений со своей публикой. Художник перестал смотреть на себя как на поставщика пищи духовной, как на возбудителя динамической энергии; перестал рассматривать свою позицию как «служение высшему», а себя как священнослужителя.

Быстрый переход