Да и сам стол заслуживал внимания: не считая стеклянной столешницы, он весь состоял из деревянных ящиков из-под вина, и на каждом стояло имя и клеймо какого-нибудь прославленного шато. Даже ручки выдвижных ящиков были стилизованы под бутылочные пробки.
Сэм расчехлил свой фотоаппарат.
— Можно? — справился он у хозяина. — Так сказать, черновик, чтобы показать нашему фотографу.
— Ну разумеется!
Виаль проворно подскочил к столу, положил одну руку на его поверхность, задрал голову и придал лицу соответствующее выражение: видный caviste, которого камера случайно поймала в момент глубоких раздумий.
— Держу пари, вы проделываете это уже не в первый раз, — усмехнулся Сэм.
Смотритель поправил усы и принял другую позу: сложил на груди руки и присел на краешек стола.
— Мне уже приходилось позировать для специальных журналов, — признался он. — Они говорят, что это придает статье эмоциональную окрашенность и общественный интерес.
Пока Сэм снимал, Софи разглядывала украшающие стены свидетельства популярности хозяина: его портреты в компании кинозвезд, футболистов, певцов и певиц, великих кутюрье, моделей и прочих знаменитостей. Кроме того, там висели тщательно окантованные сертификаты члена Винодельческой гильдии Сен-Эмильона и Союза Рыцарей Кубка, а на самом почетном месте — благодарственное письмо из Елисейского дворца, подписанное самим президентом Французской республики. Очевидно, подобно своему боссу, Виаль считал, что немного саморекламы не повредит.
Закончив с портретной галереей, Софи перешла к широкой и длинной полке, заставленной алкогольным антиквариатом: закупоренными бутылками XIX века с вылинявшими, заплесневелыми этикетками и мутным, таинственным содержимым. Ее внимание привлекла бутылка белого бордо: «Градиньян» 1896 года, тринадцать сантиметров осадка и сверху — немного вина. С трудом расставшись с объективом, Виаль подошел к ней и подозвал Сэма.
— Дань сентиментальности, — объяснил он. — Нахожу их на блошиных рынках и не могу устоять. Весьма живописные, правда? Хотя пить это вино, разумеется, невозможно.
— Очень интересно, — покивала Софи. — И это тоже. — Она показала на маленький медный перегонный аппарат, посредством которого виноградные выжимки превращались в eau-de-vie. — Смотрите-ка, Сэм. У вас в Калифорнии такие есть?
— Если только в музее, — покачал головой Сэм. — А он работает?
В притворном возмущении Виаль замахал руками.
— Разве я похож на преступника, месье?! Еще в тысяча девятьсот шестнадцатом году, если мне не изменяет память, частным лицам было запрещено производить самогонку, как вы ее называете. — Он подмигнул Сэму, довольный тем, что продемонстрировал свой богатый словарный запас. — А теперь давайте я научу вас ориентироваться в моем маленьком городе.
На стене за его столом висела большая, нарисованная от руки карта погреба с каллиграфически выписанными названиями улиц. Вокруг нее, по самой границе позолоченной рамы, в цвете были изображены миниатюрные штопоры, все с разными рукоятками: некоторые в виде фантастических голов животных, птичьего клюва или французского флага, другие — авторские версии традиционных. В нижнем правом углу красовались подпись и дата римскими цифрами.
— Великолепно! — громко восхитился Сэм. — Из этого получится прекрасный форзац.
Софи понятия не имела, о чем он, но на всякий случай важно покивала:
— Хорошая мысль.
Виалю Сэм объяснил, что у некоторых книг — самых лучших и дорогих — внутренние стороны переплета специально оформляются художниками.
— Ваша карта подойдет для книги о вине как нельзя лучше. |