Резидент ЦРУ недолго колебался. Эта невинная прогулка давала ему возможность переспать с соблазнительной Пэгги, а при возникновении проблем Сэнборн всегда мог объяснить своему начальству, что он искал новый переправочный путь. Это входило в его обязанности.

– Я сам отвезу вас в Лимбанг, – объявил он Пэгги двумя часами позже на борту бассейна в «Шератоне».

– О, замечательно! Вы это делаете для меня? – с показной наивностью воскликнула она.

Затем, переменив тон, она быстро добавила:

– Надо бы уехать во вторник – есть рейс на Кучинг в Малайзии с пересадкой на Сингапур.

Прошло три дня. Время тянулось с раздражающей медлительностью. Сэнборн знал, что как настоящая китаянка Пэгги попытается по возможности не заплатить. Эта мысль сильно портила его настроение.

Теперь все было готово. Вторник, 8 часов утра. Он не видел Пэгги со времени их последней беседы.

Ручка 532-го номера тихо повернулась, и Пэгги открыла дверь. Сексуальная озабоченность Сэнборна улетучилась в один миг. Провокационный макияж китаянки являлся своего рода боевой окраской готовой уступить куртизанки.

– Вы не видели никакого подозрительного субъекта в вестибюле? – спросила она.

Там часто шатались находившиеся на содержании у двора шпики в поисках сплетен для сотрудников Специального отдела – политической полиции султаната. Сэнборн оглядел комнату.

– Нет, не видел, – сказал он. – А где ваши вещи?

– Все горничные работают на Специальный отдел. Я не хотела привлекать внимания и взяла с собой только это, – ответила Пэгги.

Она показала на бледно-голубую дамскую сумочку, лежащую возле телевизора, и на бутылку коньяка «Гастон де Лагранж». Жители Гонконга были большими любителями этого напитка, который для иностранцев стоил в Брунее в три раза дешевле.

– Я готова, – сказала Пэгги, – мы можем ехать...

Ее лицо выражало полнейшее простодушие. Сэнборна забавляла эта высшая форма торговли. Сейчас он выступал с позиции силы, и Пэгги не могла его продинамить.

– У нас есть время, – сказал он.

Сэнборн подошел к ней, положил руки на бедра и нежно, но крепко привлек ее к себе. Китаянка не сопротивлялась. Когда американец почувствовал, что ее живот покорно прижался к нему, кровь заиграла в его жилах. Держась совершенно прямо, она смотрела, как позади него на телеэкране бородач в тюрбане комментировал стих корана. Чтение корана как бы являлось национальным брунейским видом спорта. Сэнборн хотел поцеловать Пэгги, но она отвернула лицо, и ему пришлось довольствоваться тем, что он уткнул свой рот в ее надушенную шею. Его руки перешли с бедер на едва прикрытые блузкой груди. Тем же спокойным голосом Пэгги заметила:

– Мы должны ехать.

Дыхание Сэнборна участилось, его захватывало желание, и напрягшаяся плоть, казалось, приклеилась намертво к животу молодой женщины.

Он не хотел уходить из этой комнаты, не получив того, что хотел. Сэнборн начал обследовать легкое тело китаянки, продвигаясь рукой вдоль черной плотно прилегающей юбки и возвращаясь к торчащим под блузкой соскам, гладя выгнутое и твердое тело. Он вновь принялся искать рот Пэгги, но она снова ускользнула. Одна мысль – дать то, что она обычно продавала, – видимо, приводила ее в негодование. Настаивая, Сэнборн сумел раскрыть ее губы и наконец почувствовал, как кончик ее влажного языка встретился с его. Словно два уставших мотылька, длинные руки с бесконечными ярко-красными ногтями улеглись на его рубашке, нежно массируя грудь Сэнборна.