Между тем Дост Мухаммед чудом вырвался из бухарского плена, собрал вокруг себя узбеков и даже разбил отряд англичан в горах к северу от столицы. Обстоятельства играли ему на руку: афганцы все больше возмущались Шуджа-шахом, и тот держался у власти лишь благодаря британской военной помощи. Дост Мухаммед пытался поднять восстание – и оно действительно вспыхнуло в Кухистане, где прятался опальный эмир. Впрочем, шансов на окончательную победу у него не было – еще накануне вторжения (1838) правитель Кабула располагал только 2500 пехотинцев, 12–13 тыс. всадников и примерно 45 пушками. Это была «регулярная» армия; ополчение же в лучшем случае могло дать несколько десятков тысяч необученных, недисциплинированных и плохо вооруженных солдат. С таким войском бороться с захватчиками равнялось самоубийству.

Какое-то время эмир и его люди охотились в горах на британские патрули, однако в ноябре 1840 г. произошло невероятное – Дост Мухаммед распустил свои силы, приехал в Кабул и сдался Уильяму Макнатену. Чиновнику следовало бы заподозрить неладное – но Макнатен возликовал и поверил врагу (хотя ранее, во время инцидента с Виткевичем, лично удостоверился в его вероломстве). Дост Мухаммеда отправили в Индию – в ту же резиденцию, которую занимал Шуджа-шах, – и назначили ему ежегодную пенсию в размере 300 тыс. рупий.

Согласно манифесту Симлы, британцы обещали покинуть Афганистан, когда Шуджа-шах утвердится на троне, – но вывод войск решили отложить. Смена хозяев встряхнула страну, и в разных регионах начались беспорядки. Эти заурядные преступления не походили на бунты, но их было много, и они нарушали повседневную жизнь. Гильзаи и белуджи регулярно нападали на обозы, снабжавшие кандагарский гарнизон. В Кабуле орудовали бадмаши (от перс.  – плохой, злой) – бандиты, спустившиеся с гор или прибывшие из сельской местности. Все они пробовали чужаков «на зуб», пытаясь определить границы дозволенного. Восток любит не справедливый суд, а молниеносное возмездие – это прекрасно знал каждый эмир, султан и падишах, ибо, как только он об этом забывал, его голову насаживали на пику. Нехитрая стратегия быстрой и жестокой кары позволяла (и позволяет) восточным деспотам править десятилетиями и пользоваться у подданных уважением, смешанным с благоговейным страхом. Однако британцы, игравшие на Востоке по западным правилам, моментально увязли в прошениях и жалобах, которые хлынули от рядовых афганцев. В итоге колонизаторы разбирали споры тех, кто умолял их о помощи – и тут же проклинал; сумасбродный феодал не пускал их в форт – хотя именно они привели его туда; а их солдаты прозябали на грязном пустыре за чертой Кабула вместо того, чтобы обозревать столицу со стен и башен хорошо укрепленной цитадели.

Макнатен возглавил британскую миссию в Кабуле в качестве посланника Ее Величества королевы Виктории, а также занял пост первого советника эмира Шуджа-шаха. Его подчиненные занимались созданием административной системы, рекрутским набором и организацией полиции. Афганские просители обращались к Макнатену по любым вопросам и считали его истинным повелителем. Вторым по значимости человеком в британской миссии был политический агент Александр Бернс. Его работа состояла в том, чтобы выявлять заговоры и оперативно сообщать о них военным. Шуджа-шах очутился в полной изоляции в своем дворце. За два года он не сумел ни заслужить народную любовь, ни продемонстрировать хоть какие-нибудь управленческие способности.