– Чтобы я никому не говорила о моих отношениях с Трамахом, а то пожалею. И клялись Стиксом и богами.

– Понимаю…

Гераклес поглаживал серебристую бородку. Он начал вышагивать перед Ясинтрой: влево, вправо, влево, вправо… а потом, раздумывая вслух, пробормотал:

– Сомнений быть не может: наверняка они тоже были членами…

Он вдруг повернулся и оказался к девушке спиной. Падавшая перед ним на стену тень Ясинтры, казалось, стала расти. С внезапной мыслью Гераклес обернулся к гетере. Ему показалось, что она была к нему на несколько шагов ближе, но он не придал этому значения.

– Постой-ка, ты не помнишь, не было ли у них какого-нибудь приметного знака? Скажем, татуировки, браслетов…

Ясинтра нахмурила лоб и снова отвела взгляд.

– Нет.

– Но, конечно, это были не юноши, а взрослые мужчины. В этом ты уверена…

Она кивнула и сказала:

– Гераклес, что происходит? Ты говорил мне, что Менехм уже не сможет причинить мне никакого зла…

– Так оно и есть, – успокоил он ее. – Но мне бы хотелось поймать этих людей. Ты узнала бы их, если б снова увидела?

– Думаю, да.

– Хорошо. – Гераклес вдруг почувствовал прилив усталости. Он взглянул на манящее ложе и вздохнул. – Теперь я отдохну. День был очень тяжелый. Если можешь, разбуди меня, как рассветет.

– Разбужу.

Он безразлично махнул ей на прощание и опустил свою мощную спину на кровать. Постепенно его бдительно следящий за всем разум сомкнул глаза. Сон проник в него, как нож, вспарывая сознание.

– Нет, – простонал он.

– Опять тот же сон? – спросила склонившаяся над ним тень.

Спальня была все так же залита слабым светом. Накрашенная и одетая Ясинтра лежала рядом с Гераклесом, напряженно глядя на него.

– Да, – проговорил он и провел рукой по влажному лбу. – Что ты здесь делаешь?

– Я услышала шум, как и в прошлый раз: ты говорил вслух, стонал… Я не выдержала и пришла разбудить тебя. Я уверена, это боги посылают тебе этот сон.

– Не знаю… – Гераклес провел языком по пересохшим губам. – Мне кажется, это послание.

– Пророчество.

– Нет, послание из прошлого. Что-то, что мне нужно вспомнить.

Она ответила, внезапно смягчая свой мужеподобный голос:

– Ты не достиг мира. Ты слишком напрягаешься для своих мыслей. Не отдаешься чувствам. Когда моя мать учила меня танцевать, она говорила: «Не думай, Ясинтра. Не ты используй свое тело – дай ему использовать тебя. Твое тело не принадлежит тебе, оно – собственность богов. В твоих движениях проявляют себя они. Дай телу властвовать над собой: его голос – желание, а его язык – жесты. Не переводи этот язык. Только слушай. Не переводи. Не переводи. Не переводи…»*

– Быть может, твоя мать была права, – признал Гераклес. – Но я не в состоянии не думать. – И он добавил не без гордости: – Я чистой воды Разгадыватель.

– Может, я смогу тебе помочь.

И недолго думая она откинула простыню, тихо склонила голову и покрыла ртом часть туники, под которой скрывался вялый член Гераклеса.

Он онемел от удивления. Резко вскочил. Чуть оторвав от ткани свои толстые губы, Ясинтра прошептала:

– Позволь.

Она целовала и ласкала мягкий продолговатый бугорок на который Гераклес почти не обращал внимания со смерти Хагесикоры, это податливое и послушное нечто под туникой. Наконец, пройдясь тут и там, она нашла ртом крохотное местечко. Для него это был словно крик, внезапное пронзительное ощущение своей плоти.