Из общего правила есть исключение. В нескольких африканских традициях Орион (причем не только три звезды его пояса, но все созвездие примерно в том виде, каким его видим мы) выступает в качестве мужчины, охотника, воина (мотив B42N). Подобная интерпретация была характерна для всех древних переднеазиатских мифологий, ее знали латиняне и ирландцы. Африканских случаев немного, это древние египтяне, туареги, манжа бассейна озера Чад, хойхой, западноафриканские темне, лома и бамбара. Однако поскольку сходны и некоторые специфические детали (по крайней мере у туарегов, темне и манжа в фигуре мужчины особо отмечен его половой орган), историческая связь между подобными истолкованиями в пределах Африки вполне вероятна. Возможны и связи с Передней Азией и Европой, но проецировать их в палеолит особых причин нет.

Не только у хойхой, манжа, туарегов и, может быть, сандаве, но и у аборигенов Австралии представлена та самая мифологема, которая знакома нам по древнегреческим мифам: Орион мужчина сопоставлен с Плеядами, выступающими в качестве группы женщин (мотивы I115, I115A). Подобное сопоставление известно еще в Меланезии, Южной, Юго Восточной и Восточной Азии и Америке, но не характерно для Северной и Центральной Азии и для большей части Европы. Эти факты могли бы свидетельствовать в пользу огромной древности образа мужчины Ориона, фигура которого составлена из большой совокупности ярких звезд, тем более что в то или иное время суток и время года созвездие Ориона видно по всему миру.

Надо, однако, учесть, что на ночном небе Орион действительно перемещается вслед за Плеядами, эти объекты легко заметить вместе. В противоположность тому Орион и Большая Медведица, если и видны на небосводе одновременно, расположены далеко друг от друга. Могло ли наблюдаемое движение звезд провоцировать независимое появление одинаковых мифопоэтических образов (мужчина Орион преследует женщин Плеяд), сказать, разумеется, трудно, но исключать такую возможность нельзя.

Таким образом, не существует сколько либо надежных свидетельств в пользу самостоятельного появления астральной мифологии в Африке. Значительно вероятнее диффузия соответствующих идей из Евразии через Ближний Восток в тот период, когда производящая экономика распространялась по территориям южнее Сахары.

Евразийские соответствия африканским космонимическим образам встречаются не ближе Кавказа и Средней Азии, но это касается и многих других мотивов. В том, что значительная (если не большая) часть фольклорно мифологических мотивов, которые были представлены в Передней Азии и Северной Африке в V–III и даже в II–I тыс. до н.э., в дошедших до нас древних текстах не отражена, ничего удивительного нет. Сохранившихся текстов мало, а их авторы явно не ставили перед собой задачи донести до потомков местный фольклор.

Радуга и гроза

Обратимся к мифопоэтическим истолкованиям атмосферных явлений, а именно радуги и грозы.

Представления о радуге делят ойкумену на две части. В континентальной Евразии и в основном также в Северной Америке радуга имеет, в общем и целом, положительные ассоциации, в тропических областях – преимущественно отрицательные. Оценить интенсивность связанных с радугой эмоций трудно, но определить ареальное распространение определенных фольклорных образов можно. В этом смысле Африка южнее Сахары, безусловно, связана с индо тихоокеанским миром, поскольку повсюду в соответствующих регионах ассоциируется со змеей (рис. 31).

Рис. 31. «Радужный змей», мотив I41. Радуга есть рептилия (обычно змея), реже рыба или змееобразный (как правило, опасный) объект (змеиный язык, хвост скорпиона).

Единственный сибирский вариант, согласно которому радуга ассоциируется со змеей, был записан в начале XX  в.