У банар (горные кхмеры Вьетнама) обрушение башни не описывается (строители расходятся после того, как перестают слышать друг друга), но в остальном вариант банар похож на прочие, записанные в Юго Восточной Азии. Что касается индуистской традиции, то в ней трактовка мотива Вавилонской башни отчасти близка характерной для Эгеиды – Кавказа: строители – это не люди или боги, а асуры.

Индуизм.   Асуры строят алтарь в надежде достичь неба, каждый кладет свой кирпич. Индра, подойдя под видом брахмана, положил свой, затем вынул его, асуры упали, превратились в пауков, а двое улетели на небо, став небесными псами [Crooke  1908: 163–164].

«Вавилонская башня», хотя и не столь концентрированно, встречается и в австронезийском фольклоре Индонезии, Меланезии и Полинезии (аохенг Борнео, Сан Кристобаль, о ва Адмиралтейства, о ва Лоялти, Ротума, Фиджи, Туамоту).

Аохенг.   Гора Бату Милли достигала луны, Асу Буанг спускался по ней, наводил ужас на обитателей земли. Люди решили построить башню из бамбука, чтобы забраться на небо и наказать агрессора. Башня рухнула, обломки запрудили реку, она разлилась, спаслись лишь бежавшие на гору.

Фиджи.   Люди решили строить башню до Луны, чтобы узнать, кто на ней живет. Когда башня почти достигла неба, нижние опоры рухнули, плотников раскидало по всем островам.

Ротума.   Один человек стал строить дом до неба. Другой украл пищу, приготовленную строителями для жертвы священному вождю, разрушил строение, назначил нового священного вождя. Люди до сих пор показывают камни и холм на месте строительства.

Во многих азиатско океанийских текстах имеются африканские параллели, отсутствующие в Ветхом Завете. У лепча, гаро, чинов, кхму, лису, аохенг и фиджийцев персонажи, как и у банту, стремятся достичь Луны. У лепча, ангами нага, гаро и кхму башня падает после того, как поврежден самый нижний модуль конструкции, причем у всех тибето бирманцев, т.е. у лепча, ангами и гаро, говорящих на языках разных ветвей данной семьи и не являющихся соседями, эпизод разрушения башни сходен в подробностях. Это, безусловно, свидетельствует против его заимствования от миссионеров. Также в трех из четырех меланезийских традициях (острова Адмиралтейства, острова Лоялти, Фиджи), а возможно, и во всех четырех, включая Сан Кристобаль, конструкция падает после того, как сгнили бревна нижнего этажа. У полинезийцев этого мотива нет: башня намеренно разрушена неким персонажем. Наличие трансмеланезийских параллелей указывает если и не на эпоху лапиты, то по крайней мере на время до европейских контактов.

В отличие от африканских текстов, азиатско океанийские довольно часто связывают мотив разрушения башни с мотивом разделения языков. Такое сцепление есть в мифах мео, каренов, чинов, раванг, ангами, полинезийцев с Туамоту и меланезийцев с островов Адмиралтейства. Объяснить этот факт влиянием миссионеров можно, но с учетом приведенных доводов в пользу самобытности местных традиций проще допустить, что сцепление мотивов Вавилонской башни и разделения языков встречалось в азиатских и океанийских текстах еще до эпохи европейских контактов.

Наименее ясна ситуация с американскими вариантами. Они записаны в Южной, Центральной и на юге Северной Америки, т.е. в тех районах, где обычно фиксируются мотивы древнейшего комплекса, принесенного в Новый Свет самыми ранними мигрантами (чокто, винту, хопи, тева, папаго, ацтеки, брибри, эмбера, тукуна, шипая, такана). Тексты существенно отличаются друг от друга. Европейское влияние, да и то не в связи с основным эпизодом, явно присутствует лишь у папаго, но его наличие в других случаях хотя и не доказуемо, но тоже возможно. Настораживает редкость записей на подобный сюжет и вместе с тем их равномерное распределение по значительной части территории Нового Света.