|
Отношение этих версий к переднеазиатским не ясно, точных параллелей они с ними не обнаруживают. Существенна альтернатива: возможное проникновение мотива в Южную Азию вместе с переднеазиатскими влияниями от IV тыс. до н.э. и позже либо его наличие у местных охотников собирателей в более отдаленный период. Среди мунда и дравидоязычных «племенных» народов «жена Потифара» есть лишь в фольклоре самых крупных (санталов и гондов), испытавших наиболее значительное влияние буддизма и индуизма, так что в этом смысле переднеазиатские истоки выглядят вероятнее. В то же время другие мотивы, с которыми мотив жены Потифара связан в отдельных южноазиатских текстах, различны, т.е. отдельные варианты прямо друг с другом не связаны, их объединяет только рассматриваемый мотив. Это делает маловероятным его попадание в Индию вместе с немногими сказочными сюжетами. Распространение мотива на Ближнем Востоке под индийским влиянием маловероятно (с учетом его древности в Египте).
Мотив жены Потифара распространен в Северной Америке, однако не входит в рассмотренный выше кластер мотивов, связывающих континентальные области Евразии с Новым Светом (рис. 59– 62). Вариант варрау устья Ориноко не нарушает общей картины: эпизодическое «просачивание» североамериканских мотивов далеко на юг встречается и в других случаях. Однако в самой Северной Америке тексты, содержащие мотив жены Потифара, не концентрируются на Великих Равнинах, а распространены широкой полосой по территории, прилегавшей с юга к занятой ледниками области и освободившейся ото льда на рубеже плейстоцена и голоцена. На американском Юго Востоке «жена Потифара» встречается редко. Подобный вариант распределения фольклорных мотивов едва ли не уникален. Можно допустить, что мотив жены Потифара возник в Северной Америке самостоятельно и распространился среди групп, продвигавшихся на север следом за таявшим ледником. Евразийский ареал «жены Потифара» по сравнению с ареалами мотивов, представленных на рис. 52–59, серьезно смещен на запад. Уникальная бурятская версия скорее отражает буддистское влияние, а не унаследована от древнего населения Южной Сибири. Соответственно историческая связь американских и евразийско африканских текстов, содержащих мотив жены Потифара, возможна лишь в случае, если первоначально этот мотив был представлен в центральных районах Евразии, откуда позже распространился как в Америку, так и в Средиземноморье, Южную Азию и Африку, а в Сибири и Центральной Азии почему то исчез. На фоне столь сложной реконструкции гипотеза независимого появления мотива в Америке опять таки выглядит предпочтительнее. Мы не станем категорически отвергать историческую связь всех версий «жены Потифара» лишь потому, что это не единственный пример африкано североамериканских параллелей, о чем речь пойдет ниже. Среди евразийских текстов, основанных на мотиве жены Потифара, большинство составляют записи, сохранившиеся благодаря древним письменным источникам, тогда как из фольклора этот мотив, похоже, исчез, если не считать обратного проникновения в фольклор коранической версии. Создается впечатление, что в Западной Евразии мотив жены Потифара вытеснен «симметричным» мотивом Сусанны и старцев (F71, ATU 883A). В соответствующих повествованиях не женщина ложно обвиняет мужчину в сексуальных домогательствах, а мужчина ложно обвиняет в распущенности отказавшую ему девушку (рис. 67). Оба мотива содержатся в Библии, но «жена Потифара» – в Пятикнижии, т.е. в самой древней части Ветхого Завета, а «Сусанна и старцы» – в Книге пророка Даниила, составленной, вероятно, во II в. до н.э. В других ранних источниках мотив отсутствует, но практически повсеместно известен в фольклоре Европы, Ближнего Востока, Средней Азии и Северной Африки, несколько реже – в Индии. В остальном мире «Сусанны и старцев» нет.
Рис. |
