Однако разговора не получилось – только и успел Сытин вполне добродушно поинтересоваться – отчего это раньше, зная наперечет всех «бумажников» Северо-Запада, никогда фамилию дорогого гостя не слыхал? Спросить-то спросил, но ответа получить не успел: началась обычная кутерьма: посетители, как говорится, лезли и в окна, и в двери. А тут еще и неприятность случилась: сообщили, что недавно принятому ученику печатника «зажевало» машиной руку до локтя.

К счастью, гость из Петербурга оказался с понятием: извинился, что прибыл без предупреждения и сам предложил спокойно поговорить вне служебных помещений, в спокойной обстановке. Ну, хотя бы в ближайшей ресторации Тестова, наверняка знакомой Ивану Дмитриевичу. Сам гость, как выяснилось, уже заказал там для себя столик в расчете пообедать – но не сомневался, что в ресторации найдется местечко и для господина издателя.

Такая понятливость и обрадовала, и озаботила Ивана Дмитриевича: конкурентов по издательскому делу у него хватало. Вот возьмет и обидится визитер, начнет нащупывать другие каналы сбыта! Упускать же потенциального поставщика не хотелось, и, с извинениями провожая Лаврова до дверей, Сытин решил пуститься на невинную хитрость.

– А не дать ли вам, Владимир Николаевич, мой экипаж с человечком? В Москве-то нашей, патриархальной, наверняка ведь редко бываете, а? Покатаетесь по Златоглавой до обеда, мой человечек – чистый гид, чичероне! Каждый переулок в городе знает, не говоря уже о достопримечательных столичных местах, – придерживая гостя за локоток, журчал Сытин, ненароком пытливо заглядывая ему в глаза и пытаясь определить – не назначено ли у петербуржца другого свидания с возможным покупателем-оптовиком.

Однако приезжий вежливо отказался: Москву-де он знает великолепно, и экскурсия по древней столице – дело совершенно лишнее. А вот в ресторации он господина Сытина будет в два пополудни ждать непременно…

На том и расстались, условившись обязательно встретиться у Тестова.

Конечно, в издательской империи Сытина были свои, многоопытные закупщики. Однако с новыми поставщиками он предпочитал первые встречи проводить сам, всецело доверяя собственному впечатлению и изворотливому крестьянскому уму. Вот и нынче, решая свои неотложные утренние дела, Иван Дмитриевич то и дело возвращался мысленно к визитеру из Петербурга, припоминая его живое умное лицо и ловя себя на том, что не было в том лице ничего купеческого.

Не удержавшись, он даже протелефонировал своему давнему знакомому и конкуренту Кнебелю, выразил соболезнование по поводу кончины его брата и словно между прочим поинтересовался – имел ли Иосиф Николаевич когда-либо дела с фабрикантом бумаги Лавровым?

– Впервые слышу о таком, – коротко ответил Кнебель, и, сославшись на дела, с извинениями дал отбой.

Такое заявление неприятно царапнуло Ивана Дмитриевича, и, собираясь на рандеву с петербургским визитером, он попросил своего главного закупщика навести о том справки.

Метрдотель в ресторации, хорошо знавший Сытина, с поклонами проводил Ивана Дмитриевича к столику, за которым его уже ожидал Лавров. К некоторой досаде издателя, вместе с Лавровым ему на встречу явился еще один гость, представленный как Сергей Юрьевич Харитонов, помощник фабриканта.

Тот и вовсе не походил на привычный Сытину тип торгово-деловых людей. Одет Харитонов был в модный, но несколько не по фигуре пиджак американского покроя, топорщащийся тут и там, лицо, как и Лавров, имел бритое, жидкие волосы были гладко прилизаны.

Не успел Сытин повернуться к метрдотелю, чтобы сделать заказ, как новый знакомец с улыбкой положил тяжелую ладонь на его локоть.

– С вашей позволения, заказ уже сделан – согласно вашим давнишним предпочтениям! Ну, а пока заказ несут, я перед вами покаюсь, Иван Дмитриевич! Вы уж простите меня, за ради бога, но не бумажный я фабрикант! А Генерального штаба Русской армии ротмистр Лавров.