А он мне: «Проявляй военную смекалку». Я и проявил. За оставшуюся тушенку нанял в дорожно-ремонтном управлении экскаватор и закопал на хрен все бомбы возле дороги. А машину колхозу подарил. Они меня и шофера моего за это до Смоленска подбросили.
Брук молча выслушал Виктора и вновь пожал плечами:
– История как история. В начале девяностых такое повсюду творилось. Что за авиабомбы ты белорусам на память о себе оставил?
– С отравляющими веществами – химические. «Зорин» или «зоман», теперь точно и не вспомню. Так обрадовался, когда от них избавился, что сразу и забыть постарался.
– Предлагаешь купить?
– Почему бы и нет?
Брук задумался, вертел в руках золотистую зажигалку.
– Не мой профиль. Я законы стараюсь не нарушать. Торгую только разрешенным, тем, на что документы имеются, а химическое оружие запрещено, да и документов у тебя на него нет. Ты хоть место-то найти сможешь? – без особой последовательности поинтересовался Брук.
– С закрытыми глазами. За неделю, что там сидел, я каждый камешек, каждый ориентир запомнил.
– Верю… Ты мне свой телефонный номер оставь на всякий случай.
Виктор принялся хлопать себя по карманам, беспомощно развел руками:
– Ни бумаги, ни ручки.
– Конечно. Это ты, когда капитаном был, с планшеткой не расставался. Диктуй.
В руке Брук сжимал мобильник и сосредоточенно, переспрашивая, вводил цифры одну за другой.
– Готово, – сказал он и сдвинул манжет. – Время не ждет. Рад был видеть. На свой клад особо не рассчитывай. Вряд ли он кому понадобится. – Выдержав паузу, Владимир полез в карман, сунул тысячную купюру под пепельницу и еще три положил перед бывшим приятелем. – Бери, по глазам вижу, что денег у тебя сейчас не густо, а для меня три бумажки – пыль.
– Я отдам, – нерешительно произнес Виктор, привыкший возвращать долги.
– Не надо. Будешь пить, первую рюмку выпей за мое здоровье. – Брук еще раз подмигнул и поднялся с места. – Визитки не оставляю, сам не знаю, где буду завтра, и так всю жизнь.
Бывший советский капитан сидел за столом в одиночестве и теребил три тысячные купюры. Странно, но радости по поводу появления «халявных» денег он не испытывал, скорее злость на самого себя.
«Кто бы тогда сказал, что Володька так поднимется? Ни к складам, ни к топливу отношения не имел. Так… привозил из своих полетов дешевые сувениры: яйцо страуса да диковинную раковину. Вот и все, что у него было».
Подошла официантка. Виктор указал ей взглядом на купюру, торчащую из-под пепельницы:
– Здесь хватит?
– Еще и останется.
– На что именно?
Девушка не заподозрила Жигалко в том, что он может соблазниться еще на одну пиццу или закажет салат:
– На два немецких пива или на три наших.
– Неси, девонька, три наших.
– Сразу три или по одному?
– Все сразу. Зачем тебе три раза бегать?
– Работа у меня такая, – заменив пепельницу, обронила официантка.
«Не позвонит. А номер мой записал только для того, чтобы мне не было обидно», – решил Виктор.
Глава 2
Военные во всех странах одинаковы. Нет, они, конечно, разнятся формой, воспитанием, языком, умением выпить, но суть их всегда остается неизменной. И не важно – российский это военный, американский или германский. Все одним миром мазаны. А если речь зайдет о тех, кто служит в военной разведке и контрразведке, то тут уж сам черт ногу сломит. Все на одно лицо. Профессия накладывает отпечаток не только на душу, но и на внешний вид. |