Однако добродушие имеет свои границы. Поэтому не удивительно, что еще до начала рассмотрения сути дела, музыковед замечает:

— Мне кажется, что для столь конфиденциальной сделки здесь слишком много народа.

Слово берет Петер, пытаясь разумно объяснить причины столь большого скопления людей.

— А вы сами-то кто будете, если мне позволено будет спросить? — продолжает интересоваться наследник. И, выслушав объяснения, обобщает: — Консультирующий юрист, секретарь, телохранитель, не говоря уж о вас с вашими многочисленными функциями… И вся эта административно-юридическая элита против моей скромной персоны!

И, обращаясь к нотариусу, продолжает:

— Скажите, разве это справедливо? Я тоже пожелал бы присутствия адвоката, секретаря и телохранителя… Почему меня не предупредили, чтобы я приехал вместе с ними?

Наступает неловкое молчание.

— Думаю, что ваши возражения не лишены логики, — решается нарушить молчание Табаков. — Однако…

— Не признаю никаких «однако»! — упрямится Гауптман. — Или посторонние покинут кабинет, или встреча закончена.

— Мы поставлены перед дилеммой, — констатирует нотариус. — Разрешение таких вопросов — не моя прерогатива. Что вы скажете, господа?

Все молчат. И лишь Донев, до этого момента молчавший и слушавший синхронный перевод Петера, берет слово. Его мнение — короче некуда:

— Нет!

— В каком смысле «нет»? — спрашивает герр Фукс.

— Переводи точно! — приказывает Петеру Вождь ирокезов и, чтобы не слишком обременять переводчика, снова произносит категорическим тоном короткое: «Нет!» После этого, очевидно прочитав на лицах собравшихся недоумение, поясняет:

— Мы все — и я, как юридическое лицо, и телохранитель, и переводчик — находимся здесь не для того, чтобы поддержать какую-то одну сторону, а обе в целом. Единственный, кто здесь лишний, так это секретарь господина Табакова. Я не возражаю, если он покинет кабинет. Что же касается отмены сделки, то категорически повторяю: нет! По-видимому, многоуважаемый герр Гауптман не отдает себе отчета в том, какое количество сил и времени мы потратили на организацию этой скромной церемонии, и у нас нет никакого намерения откладывать ее на неопределенное время.

— Объясните господину юристу, — обращается Гауптман-младший к Петеру, — что я отказываюсь подчиняться диктату. Теперь и я говорю: нет! Причем окончательно!

— Но погодите, господа, погодите! — восклицает шокированный Фукс и, следуя примеру других, мгновенно выхватывает свой пистолет.

Проворней всех оказывается Гауптман-младший, чей крупнокалиберный пистолет раньше всех оглашает кабинет выстрелами. В порядке старшинства первым сражен Донев, не успевая даже схватиться за оружие. Горькая судьба постигает и Слона, который то ли от пуль, то ли от страха с грохотом валится между стульев, успевая, однако, сделать два или три выстрела, хотя и без видимого успеха. Участь Петера тоже трагична, но оказывается почти незамеченной, поскольку все внимание сосредоточивается на лестнице, топот на которой подсказывает, что и плебс из партера тоже рвется принять участие в перестрелке. Их действия, пусть и самоотверженные, обречены на провал. Не успевает дверь распахнуться, как помощники страховщика начинают исполнять роль мишеней, в которые градом сыплются пули из крупнокалиберного пистолета.