Разговор главным образом касается наследства Табакова.

— В прошлый раз я говорил вам, что текст завещания, который я составил по вашей просьбе, всего лишь образец, не имеющий юридической силы, если он не написан рукой самого Табакова. И то, что на этой никчемной бумаге Табаков своей рукой нацарапал какую-то незаконченную фразу, которую можно толковать как угодно, ничего не дает.

— Это мне ясно. Но нельзя ли использовать этот документ, как некую отправную точку для официального обращения к австрийским властям…

— Не питайте иллюзий и перестаньте называть эту бумажку документом. В отношении же имущества покойного действительно можно предпринять кое-какие шаги, но совсем на другом основании — на основании имеющихся за ним крупных долгов перед государством.

— Вот именно.

— Только, если хотите знать мое мнение, и эти шаги в конечном счете ни к чему не приведут.

— Помимо всего, я располагаю подробной справкой относительно вкладов Табакова во многих банках, а также сведениями о части его недвижимого имущества.

— Замечательно. Оставьте себе эту справку на память. Сведениями, в ней изложенными, едва ли сможет кто-нибудь воспользоваться, в том числе и те, что жаждут присвоить его деньги.

Некоторое время молчим, наблюдая за трамваями, следующими один за другим по улице Графа Игнатьева. Раз сейчас они идут длинной вереницей, значит, следующие полчаса люди будут торчать в их ожидании на остановках.

— Мне понятно ваше желание довести до благополучного конца вашу благородную миссию, — замечает Контроль.

— Не стоит употреблять столь громких слов, — замечаю. — Моя миссия состоит в том, чтобы вернуть государству хотя бы малую часть незаконно нажитого за ее счет. Я хорошо понимаю, что даже случись это, наша несчастная обворованная страна едва ли возродится из руин.

— Понимаю, — повторяет мой собеседник. — Вы мечтаете о небольшой мести. Наверное, мы с вами спим и видим одно и то же. Только я мечтаю не о небольшой мести, а о грандиозном возмездии для этих воров и бандитов. Ведь бородатый призывал нас мечтать.

Воскресный день. По такому случаю вместе с нами в парке — и Борислав. У Однако есть хорошая возможность вдохнуть в нашего общего друга побольше бодрости, внушить ему мысль, что жизнь не так уж плоха.

— Не хочу быть неправильно понятым, — поясняет Однако. — Я говорю о прошлой жизни, а не о сегодняшней, когда мы чувствуем себя так, словно нас огрели по голове деревянным молотом.

— Деревянным молотом, говоришь? — любопытствует Борислав. — А почему «деревянным»?

— Я имею в виду деревянный молот, которым в прежние времена забивали скотину, перед тем как зарезать.

— Ну, если — скотину, то ты прав, — соглашается Борислав. — Больших скотов, чем мы, найти трудно.

— Ты во всем видишь одно только плохое. В данный момент вам с Эмилем не позавидуешь, но того, что вы успели получить от жизни, у вас не отнимешь. Вам повезло пожить в среде культурных людей…

— Случались и такие.

— …Посетить крупнейшие города мира…

— Да, пригородами и сельской местностью занималась военная разведка.

— …Побывать на оперных постановках в крупнейших театрах…

— На оперных постановках?..

— …Словом, подышать воздухом цивилизации, пока мы тут прозябали в первобытной дикости.

— Расскажи это Эмилю, — предлагает Борислав. — Он как раз пишет мемуары.

И мне:

— Пометь себе, Эмиль: упомянуть о посещении оперных постановок.