Ты нам ни к чему.
— Скажу все, что знаю, — обещаю. — Мы же свои.
— Никакие мы не свои.
— Я хочу сказать, что мы одного поля ягоды. Нас нет в списке миллионеров.
— Хватит трепать языком, — вопит примат. Вскорости я убеждаюсь, что это единственная фраза, которой он обучен.
— Кем ты работаешь у Табака? — спрашивает Вольф.
— Телохранителем.
— Сейчас умру со смеху! Ты слышишь, Стефан? Дедулька — телохранитель!
— Ну, или скорее его секретарь.
— Я сказал: говори правду! Секретарь или телохранитель?
— Вроде и тот, и другой. Ради экономии баксов.
— А где у него баксы?
— Известно где, в банках.
— В каких банках?
— «Фольксбанк», «Австриябанк», «Комерцбанк»…
— А деньги получаешь ты?
— Как это я? Он сам получает.
— Тогда на кой черт ты ему нужен?
— Ну, посылает меня туда-сюда. Собаку его выгуливаю.
— Собака злая?
— Да нет! Ни на что не годная. Только жрет да спит все время.
— А эти придурки, его телохранители?
— Они не телохранители. Телохранитель я.
— Сдохнуть можно! А где у него в доме деньги?
— По ящикам лежат.
— Я не о ящиках спрашиваю. Я спрашиваю о сейфе. О вмурованном в стену, с шифром.
— Вроде есть такой. За картиной.
— За какой картиной?
— За старинной. На ней какая-то баба, похоже графиня. Может, его мать.
— Стефан, ты слышишь, что он несет? Оказывается, мать этого типа — графиня. С этим телохранителем со смеху умрешь.
Допрос продолжается в том же духе и вертится вокруг одной темы.
— А какой выкуп, по-твоему, отвалит Табак?
— Выкуп за что?
— За тебя.
— Теперь я с тобой сдохну со смеху, — не удерживаюсь от колкости.
— Повежливей!
— Да вы не представляете себе, какой он жмот, этот Табак! Да он не то что за меня — за родную мать выкупа не заплатит!
— Этот урод не соображает, что сейчас подписал себе смертный приговор, — вступает в разговор Стефан. — Раз он ни на что не годен, его надо убрать.
— Дело ваше. Вы хотели, чтобы я говорил правду — я сказал правду.
— Надо подумать, — бормочет Вольф. Расстроенный моим ответом относительно выкупа, он начинает впадать в дрему.
— Чего тут думать, — возражает Стефан. — Вкалываем ему смертельную дозу и бросаем в товарный вагон с конечной станцией «Рай».
— Надо подумать, — повторяет главарь. — Сейчас я хочу спать. Мы с Мартином уходим, а ты остаешься. И смотри в оба. Он вроде и старый пень, а поди вон спроси у Мартина, как у него обстоят дела с яйцами.
— Хватит вам языком трепать! — рявкает человеко-подобная обезьяна.
Они уходят. Стефан перемещается к ящику и бутылке с джином.
— Успокойся, — говорит он, отпивая очередной глоток, — насчет товарного вагона я пошутил. Но как знать, может, завтра эта шутка станет правдой. Если мы не сможем сбагрить тебя Табаку — на что ты нам?
Он снова отпивает и продолжает что-то бормотать, обращаясь уже не ко мне, а, вероятно, к своему воображаемому двойнику. Потом встает, делает несколько нетвердых шагов к кушетке у стены и падает на нее. |