Изменить размер шрифта - +
Но нам нужно будет еще раз проверить его психологическую устойчивость».

– В машине была ваша семья? – уточнил Джонатан. – Простите, если я невольно причиняю вам боль.

– В машине были моя жена и десятилетний сын, – глухо сообщил Физули, – они погибли. Я остался в живых, хотя и провалялся в четырехмесячной коме. Сейчас получаю пенсию по инвалидности.

– И нигде не работаете?

– Мне это неинтересно. Я живу в горах, в ста киломметрах отсюда, ближе к Шемахе. Там у моего отца был домик, и я в нем поселился. Живу один со своими собаками и козами. Еще есть вопросы?

– Ваше воинское звание?

– Майор.

– Вы закончили институт в Москве?

– Да. И еще проходил специальные курсы в Германии, куда нас отправляли на стажировку в рамках программы сотрудничества с НАТО.

– Говорят, что у вас были самые лучшие показатели среди всех остальных офицеров, – напомнил Фоксман.

– Возможно, поэтому на меня еще тогда обратили внимание, – очень спокойно парировал Физули.

– Безусловно. Не обратить внимание на такого эрудированого и грамотного человека было невозможно, – сказал Фоксман. – Но вот уже два года вы не работаете…

– Два с половиной. Прибавьте к этому времени мой срок пребывания в больнице.

– Конечно. Вы считаете, что с вами поступили несправедливо?

– Нет. Нормально. Я действительно был в коме. Целых четыре месяца. Когда начал приходить в сознание, почти ничего не видел, плохо соображал, не мог даже самостоятельно подняться с кровати. Меня комиссовали. Все верно. В таких условиях я ни на что не годился. А когда понял, что мои погибли… В общем, все сделали правильно. Я бы не смог оставаться в Баку, снова жить в своей прежней квартире, ходить на работу. Повторяю, – все сделали правильно. Я ни на кого не обижаюсь.

– Почему вы приняли наше предложение?

– За два года жизни в горах я многое передумал. И чувствую себя нормально. Прежнюю физическую форму я восстановил, никаких проблем. Иногда мучают головные боли, но с этим ничего не поделаешь. Оставаться больше в горах я не хочу, а возвращаться к себе на прежнюю работу, наверно, не могу. И не хочу. Поэтому я даже не поверил, когда ко мне приехал сотрудник вашего посольства. Решил, что это розыгрыш. Откуда американцы могли знать про инвалида, живущего в горах? Теперь понимаю, что вы меня давно искали и давно взяли на заметку. Еще с тех пор, как я был в Мюнхене четыре года назад.

– Верно, – кивнул Фоксман, – у вас были просто феноменальные показатели. Жаль, что так получилось с вами и с вашей семьей…

Физули отвернулся. Он не хотел, чтобы Фоксман увидел его глаза.

– Вы понимаете, в чем состоит суть нашего предложения? – уточнил Джонатан.

– Насколько я понял, вы хотите, чтобы я работал на вас?

– Не только. Мы ждем от вас гораздо большего. Мы хотим, чтобы вы не просто работали на нас, а внедрились в другие структуры – в те, куда вы сможете внедриться.

– Почему вы в этом уверены?

– Наши аналитики просчитали ваш психотип и ваши возможности. Конечно, с учетом произошедшей трагедии. Нам показалось, что такому деятельному человеку, как вы, трудно будет долго сидеть в горах. Хотя бы потому, что вы наверняка захотите отомстить.

– Возможно, – чуть подумав, ответил Физули.

– В таком случае вам нужно принять окончательное решение. Мы встретимся с вами в Стамбуле. Но учтите: никто не должен знать о нашем разговоре. Никто и никогда.

– Это я понимаю.

Быстрый переход