— Я вас слушаю. — Томми перевел дух.

— Никто не должен ничего знать. Даже ваша жена. Понятно?

— Раз вы настаиваете — хорошо. Но раньше мы работали вместе.

— Знаю. Но мое предложение адресовано только вам.

— Ясно.

— Официально вам предлагается, как я уже сказал, канцелярская работа в шотландском филиале министерства. Он расположен в запретной зоне, куда вы не можете взять жену. На самом же деле вы поедете совсем в другое место.

Томми выжидательно молчал.

— Вы читали в газетах о пятой колонне? — спросил Грант. — Вам известно хоть в общих чертах, что означает это выражение?

— Враг внутри страны.

— Совершенно верно, Бирсфорд. Начиная войну, мы были оптимистами. Я не говорю о тех, кто знал, с чем мы имеем дело. Они-то всегда понимали, как хорошо подготовлен и решителен противник, как силен он в воздухе, какая у него слаженная военная машина. Я имею в виду нацию в целом, добродушного, демократически настроенного англичанина, у которого в голове форменная неразбериха и который верит в то, во что ему хочется верить, — что Германия долго не выдержит, что она на грани революции, что танки у немцев из жести, а сами они от недоедания свалятся с ног на первом же марше и так далее. Так вот, война повернулась совсем по-другому. Уже в начале ее нам пришлось туговато, а теперь становится и вовсе худо. Народ — матросы, летчики, солдаты в окопах — держится стойко, но готовили нас к войне и руководили нами скверно. Самое худшее в этом смысле уже позади. Мы исправили ошибки, постепенно ставим нужных людей на нужные места, словом, начинаем воевать как следует. И мы выиграем войну… если только раньше не проиграем ее. Опасность же проиграть ее грозит нам не извне. Нам грозит та же опасность, что сгубила Трою: деревянный конь в наших стенах. Если угодно, назовем его пятой колонной. Это мужчины и женщины, порой высокопоставленные, порой никому не известные, но одинаково преданные нацизму…

Грант наклонился вперед и тем же приятным сдержанным голосом закончил:

— И мы не знаем, кто они.

— Но… — запротестовал Томми.

— Конечно, — с ноткой нетерпения в голосе перебил его Грант, — всякую мелюзгу арестовать мы можем. Это просто. Но дело не в ней — есть другие. Кое-что мы о них знаем. Нам известно, что, самое меньшее, двое из них занимают ответственные посты в Адмиралтействе, один состоит при штабе генерала Г., трое служат в военно-воздушных силах, двое работают у нас в Интеллидженс сервис и имеют доступ к секретным документам. Откуда иначе просачивались бы к противнику сведения о том, что происходит в верхах?

Открытое лицо Томми выразило полное смятение.

— Но чем же я могу вам помочь? — растерянно выдавил он. — Я не знаю никого из этих людей.

— Совершенно верно, — кивнул Грант. — Вы не знаете никого из них. Но ведь и они вас не знают.

Помолчав, чтобы смысл слов успел дойти до собеседника, он продолжал:

— Эти лица, высокопоставленные лица, знают большинство наших сотрудников. Отказать им в информации мы не имеем права. Окончательно зайдя в тупик, я отправился к Истхемптону. Он давно в отставке, болеет, но голова у него по-прежнему светлая. Он вспомнил о вас. Когда-то вы работали на нас, но с тех пор прошло лет двадцать с лишком. Ваше имя никак не связано с нами. В лицо вас никто не знает. Ну, беретесь?

— Вы еще спрашиваете! Разумеется, берусь, хоть и не знаю, чем могу быть вам полезен: я ведь всего-навсего дилетант.

— Дилетант нам и нужен, дорогой Бирсфорд: у профессионала здесь связаны руки. Вы замените одного из лучших агентов, которого когда-либо имела наша Секретная служба.