– Знаешь их?

– Так мне это по службе знать положено.

– А из пополнения Хромченко много новых осведомителей уже успел завербовать?

– Три человека, – ответил Масленников.

– А что мало так?

– Не успел… Да и пополнение в полк только с лета стало приходить.

– Этих троих тоже знаешь?

– Так точно.

– Ты мне, Федор Денисович, приготовь список и старых осведомителей, и новых. Фамилия, имя, отчество, год рождения, звание, в каком батальоне, роте, взводе служат, – попросил Ивашов.

– Исполню, товарищ младший лейтенант, – кивнул сержант.

– Хорошо… А какое оружие было у Хром-ченко?

– «ТТ». Я ему сколько раз говорил: поменяйте на «наган» или на «вальтер», лучше же! «ТТ» хоть и сильно бьет, но осечки случаются, а потом клинит его. Видно, он хотел разобраться, в чем там дело, а пистолет и выстрелил.

– Вы правы, – согласился с сержантом Ивашов. – Возможно, так оно и было.

– Ну вот… А он ни в какую. Я к своему пистолету, говорит, привык…

– Ладно, об этом позже… А пока – отдыхайте. Завтра приказываю быть у меня здесь в восемь ноль-ноль в полной боевой готовности.

– Есть, быть в полной боевой готовности! – Взял под козырек Масленников. – Разрешите идти?

– Идите…

Молодец, этот сержант Масленников, не стал расспрашивать, зачем да куда, а просто ответил: «Есть». Быть всегда готовым к боевым действиям – очень хорошая черта. И дисциплинирует, и показывает надежность человека, что рядом с тобой, и в конечном итоге помогает выжить.

Ивашову уже было постелено. В небольшой комнатке, вернее, в уголке, отгороженном от большой комнаты цветастой занавеской. Простыня белая, накрахмаленная.

Егор разделся, вытащил пистолет из кобуры и, положив его под подушку, лег. Нечасто в последнее время приходилось спать в настоящей постели, на перине и пуховых подушках. Несмотря на усталость, заснуть удалось не сразу: давало знать о себе происшествие, случившееся с ним сегодня в лесу. А ведь он и правда находился на волосок от смерти… И всего последующего могло не быть: ни разговора с людьми, ни назначения, не было бы и мягкой перины с накрахмаленной простыней.

Никто не понимал, что происходит. Велено было спать до восьми, поскольку в воскресенье подъем на час позже, а какой тут сон, если от разрывов бомб повылетали все стекла в казарме!

Через несколько дней, когда городок Коломы был почти окружен, о школе вспомнили: поступил приказ об ее эвакуации.

Колонной шли на северо-восток, в сторону Киева. Шли день за днем, а линии фронта впереди так и не было.

Городенка, Гусятин, Дунаевцы, Ялтушков…

Где свои? Где чужие? Не понять!

То там, то здесь завязывалась перестрелка. Всюду валялись убитые: гражданские, военные. До них никому не было дела.

Что следует делать, никто не знал. Просто шли на восток в надежде все же выйти к своим, делая по сорок-сорок пять километров в день, перегоняя нескончаемые колонны людей с ручными тележками и тачками, доверху нагруженными дом