Сначала он спустился в дворницкую, поговорил некоторое время с дворником, потом подошел к черному ходу и позвонил. Дверь отворила кухарка.

— Позови-ка мамку Катерину, мне с ней повидаться надо на пару минут, — сказал Алексей и окинул кухарку не совсем приветливым взглядом.

Она недовольно поджала губы и прикрыла за собой двери. Правда, оставила небольшую щель, что позволило визитеру надеяться, что его просьба не пропадет даром.

Через несколько минут на пороге появилась дородная белобрысая баба в красном платье и светлом переднике с орущим младенцем на руках. Она резво перебрасывала его с руки на руку, отчего младенец на какое-то время затихал и таращился на мир маленькими круглыми глазенками.

— Чего надобно? — спросила Екатерина не слишком дружелюбно.

— Мужа твоего, Гурия, — в тон ей ответил Алексей, — я его давний приятель.

Екатерина окинула его подозрительным взглядом и нахмурилась.

— Знать не знаю, где он сшивается. Срок освободиться ему уже поболе недели как вышел, но тута он не появлялся.

— Ну, язви его в душу, — произнес с сожалением в голосе молодой человек, — а я для него место держу в мясной лавке. Пятнадцать рублей жалованья и на всем готовом. Пойду искать другого земляка. Хотелось, конечно, оставить это место для Гурия, но время не терпит.

— Постой, мил человек, — схватила его за рукав Катерина, — он у дядьки своего Кондратия завсегда останавливается, когда без места.

— Адрес скажешь?

— Вторая Разъезжая, дом Огурцова. Кондратий Лексеич там в кухонных мужиках служит…

Почти в то же самое время на грязной половине трактира «Три великана» появился один из лучших агентов Тартищева Иван Вавилов, юркий человечек с маленькими черными усиками и такой же бородкой.

В старой фуражке со сломанной кокардой, в засаленном сюртуке и дешевых штучных брюках, он смахивал на мелкого чиновника, любящего заложить за воротник, и по этой причине внимания к своей особе не привлекал.

В зале дым стоял коромыслом. За столиками со сбившимися грязными скатертями, на которых перемешались тарелки с закусками, пустые бутылки и пьяные рожи особо рьяных завсегдатаев, сидели и полулежали на стульях посетители, чей вид не оставлял никакого сомнения, каким образом они зарабатывают себе на жизнь. Проститутки успешно марьяжили своих клиентов, «коты» и хипесники караулили проституток, тырбанили слам «фортачи» и «поездушники», ширмачи и портяночники. Между столиками с подносами в руках сновали и огрызались на посетителей половые в длинных красных рубахах, в черных жилетах и таких же брюках с напуском на высокие сапоги. Из бильярдной доносились стук шаров и пьяные возгласы. Здесь вовсю шла игра в пирамиду и карамболь.

Вавилов протолкался в бильярдную, сел за столик и заказал бутылку пива.

Пьяный сброд все прибывал. Вонь от давно не мытых тел, запахи перегара и мочи, табачный дым, непрерывный мат и визги шлюх не помешали Вавилову справиться с одной бутылкой пива и заказать вторую.

Одновременно он успевал держать в поле зрения и входную дверь в зал, и следить за перемещениями публики внутри бильярдной. Некоторые из вновь прибывших, не задерживаясь, проходили в незаметную, прикрытую занавеской дверь в противоположном от стойки углу комнаты. Вавилов знал: за ней начиналась лестница, ведущая на второй этаж соседнего с трактиром дома, где в крошечной комнате катрана крутили мельницу или разводили лоха известные в округе чесальщики Злоказов и Пилюкин.

Сам катранщик был давним агентом Тартищева, и поэтому сыскари заглядывали сюда редко, но точно знали, кого и когда раздели до кишок и кто из «иванов» вовсю сорил деньгами…

Перебрав взглядом одного за другим всех посетителей этого зала, Вавилов удостоверился, что никого похожего на Мозалевского здесь нет, поэтому вернулся в общий зал и устроился за столиком недалеко от буфета.