Алиса и Долли решили немного осмотреть остров, и Рожер, естественно, должен был принимать участие в этом путешествии. Он взялся добыть у Робера предварительные необходимые сведения. Он желал, воспользовавшись случаем, выяснить недоумение насчет переводчика с «Симью», уже давно интриговавшее его.

– Пожалуйста, маленькую справку, – сказал он не без насмешливой улыбки, подойдя к Роберу после обеда.

– Весь к вашим услугам, – отвечал тот.

– Семейство Линдсей и я, – продолжал Рожер, – желали бы совершить экскурсию вглубь Мадейры. Не будете ли вы любезны указать нам наилучший маршрут?

– Я? – воскликнул Робер, и Рожер увидел при свете фонаря, как он покраснел. – Да я не могу вам сказать! Решительно ничего не знаю насчет этого острова!

Во второй уже раз Робер спохватился, что совершенно пренебрег своими обязанностями. Это огорчало и унижало его. Как слаба, однако, была его воля! Какие мысли отвлекали его от того, что должно было быть для него существенным?

Услышав это признание в полном неведении, Рожер сделал вид, что очень недоволен.

– Как! – сказал он. – Ведь вы – чичероне-переводчик на пароходе.

– Действительно, – отвечал Робер ледяным тоном.

– Как же это вы так не осведомлены насчет Мадейры?

Робер, предпочитая молчание унизительной защите, отвечал уклончивым жестом.

Рожер принял насмешливый вид.

– Уж не потому ли, – намекнул он, – что вы не имели досуга, чтобы заглянуть в свои книжки? Уже давно ваш иллюминатор не освещается по вечерам…

– Что хотите вы этим сказать? – спросил Робер, покраснев.

– То, что говорю, черт возьми!

Робер, немного сбитый с толку, не отвечал. Нечто дружественное звучало в голосе его собеседника под ироническими словами. Сначала Робер колебался в растерянности, но тотчас же сообразил. К великому изумлению его, Рожер, взяв его под руку с неожиданной фамильярностью, сказал ему в упор:

– Полно, любезный, признайтесь! Ведь вы такой же переводчик, как я папа римский.

– Признаюсь, не понимаю, – защищался Робер.

– Я понимаю, – возразил Рожер. – Этого достаточно. Очевидно, что вы теперь состоите переводчиком, почти так же, как я моряком… Непрофессионально!.. Во всяком случае, друг мой, если вы и переводчик, то, надо признаться, неважный!

– Однако, – протестовал Робер, наполовину улыбаясь.

– Конечно, – энергично утверждал Рожер. – Вы очень плохо отправляете свою должность. Не вы руководите, а вами руководят. И никогда от вас не услышишь ничего, кроме нескольких сухих слов, почерпнутых из какого-нибудь путеводителя. Это называется чичероне!..

– Но ведь… – повторял Робер.

Рожер снова оборвал его. С доброй улыбкой на тубах, с протянутой рукой, он остановился против него и сказал:

– Не упорствуйте в вашем инкогнито, уже обнаруживающемся. Не профессор вы и не чичероне, ведь это просто маскарад, признайтесь…

– Маскарад? – повторил Робер.

– Ну да! Вы напялили на себя шкуру переводчика-чичероне, как надевают прокатный фрак.

Робер вздрогнул. Что намерение офицера было доброе, он не мог в том сомневаться. Должен ли он был из упорной гордости отвергнуть при своем одиночестве дружбу, которая предлагалась ему с таким доверием?

– Это правда, – сказал он.

– Ей-Богу! – спокойно произнес Рожер, пожимая ему руку и увлекая его в дружескую прогулку.