— Как? По волшебству?

— Да нет же. Им следовало их куда-то вложить. — Он повернулся и окинул взглядом ворота. — Придурки тупые. Если б вы чуть меньше времени тратили на то, как всякую срань друг из дружки выколачивать, может, научились бы лучше распоряжаться деньгами.

— Спонтанная любовь, да? — сказал я.

— Да. Гаспар и этого никогда не поймет. Знаешь, поэтому они и поубивали всех йети.

— Кто?

— Горцы. Они истребили йети, ибо не могли понять существа не такого злого, как они сами.

— А горцы что — злые?

— Все люди злы. Об этом я и говорил с отцом.

— И что он ответил?

— Да ну их в жопу.

— В самом деле?

— Ага.

— Ну, по крайней мере, ответил.

— У меня такое чувство, будто он считает, что это теперь — моя проблема.

— Интересно, почему тогда он не выжег это на скрижалях? «ВОТ, МОИСЕЙ, ТЕБЕ ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ, А ВОТ ОДНА В НАГРУЗКУ: ДА НУ ИХ В ЖОПУ».

— Он совсем не так разговаривает.

— «ЭТО НА КРАЙНИЙ СЛУЧАЙ», — продолжал я — изображать Глас Господень у меня выходит очень недурно. Мне нравится.

— Надеюсь, в Индии хотя бы тепло, — вздохнул Джошуа.

Вот так, на пороге своего двадцать четвертого лета, Джошуа-Назарянин отправился в Индию.

ДУХ

Глава 20

— Молодые господа! — раздался голос где-то рядом.

Я подпрыгнул и моментально принял оборонительную стойку, с черным стеклянным кинжалом наизготовку. Джошуа оглянулся: откуда голос? Вопли между тем приближались. В нескольких футах от дороги зашуршала трава, и вновь:

— Молодые господа, нужно прятаться.

Из травяной стены рядом с нами вынырнуло до невозможности худое мужское лицо с глазами на полтора размера больше, чем полагается такому черепу.

— Нужно идти. Кали выбирает себе жертву. Идите или умрете.

Лицо сменилось морщинистой смуглой рукой, поманившей нас в траву. Женский вопль достиг крещендо и оборвался, точно голос лопнул слишком туго натянутой струной.

— Пошли. — Джошуа толкнул меня в траву.

Едва я соступил с дороги, кто-то поймал меня за руку и потащил сквозь травяное море. Джош успел схватиться за подол моей рубахи и безропотно волокся следом. Мы бежали, а трава хлестала и стегала нас. Я чувствовал, как на лице и руках выступила кровь, но смуглое умертвие тянуло нас все дальше — в глубины зеленого океана. За собственным сопением и пыхтением я слышал, как позади что-то орут мужские голоса, потом кто-то кинулся топтать траву.

— Они бегут за нами, — сообщило на ходу умертвие. — Бегите, если не хочется, чтобы ваши головы украсили алтарь богини Кали. Бегите.

Через плечо я бросил Джошу:

— Он говорит, надо бежать или выйдет паскудство.

За спиной моего друга я уже видел, как небо царапают обоюдоострые наконечники длинных копий — то, что надо, если хочешь кого-то обезглавить.

— Ясен пень, — отозвался Джош.

И лишь когда мы спустились с гор на зверски жаркую и душную травяную равнину, стало понятно, что платье наше вызывает скорее презрение, чем восторг. Какой-то человек — зажиточный, судя по тому, что ехал на лошади и облачен был в шелковый халат, — проклял нас мимоходом и плюнул в нас. Да и пешие странники начали обращать внимание, так что мы поспешили укрыться в траве и сменили прикид. Стеклянный кинжал Радости я заткнул за пояс.

— Что он там молол? — спросил я у Джоша.

— Что-то насчет ложных пророков.