- Нам надо поговорить, отец!

Фон Геттенберг устало рассмеялся, удивленно покачав головой. Обычно младшему сыну от него нужно было только прятаться, потому что их встречи заканчивались приблизительно одинаково: отец брался за розги, потому что ни один человек в замке не отважился бы провести экзекуцию над невыносимым мальчишкой. Это могло закончиться очень плохо для воспитателя. Зато поводов было не счесть!

- О чем же мы будем разговаривать?

- О фройляйн Агнесс!

Граф недоуменно нахмурился - он решительно не мог понять, о ком ему толкует так чудесно преобразившийся сын.

- Агнесс? Кто это, и почему мы должны с тобой о ней разговаривать?

Он вопросительно посмотрел на дядюшку, застывшего за спиной воспитанника, но тот хранил молчание.

- Речь идет об Агнесс фон Крайц!- пояснил Эрвин.

Глаза фон Геттенберга остро блеснули, но удивление стало ещё сильнее.

- Какое тебе дело до неё?

Эрвин откровенно неприязненно посмотрел на отца.

- Ты хочешь сделать из Агнесс шлюху?

В первый раз в жизни мессир Пауль оказался в таком замешательстве. Какой уж тут отдых! Он сел на кровати и угрожающе посмотрел на дерзкого юнца.

- Вряд ли в твоем возрасте уместно задавать такие вопросы!

Эрвин, презрительно фыркнув, так умудрился вздернуть подбородок, что у графа появилось странное ощущение, что сын смотрит на него сверху вниз.

- Для того чтобы знать об альковных утехах, не обязательно прожить сто лет!

- И где же ты нахватался таких знаний?

К чести фон Геттенберга у него хватило чувства юмора держать себя в руках, но через несколько минут ему стало уже не до смеха.

- Я видел, как барахтался Зигфрид со своей бургундкой в их брачную ночь. Та только пищала, что ей больно, а сама вцепилась в него как клещ!

Пораженный граф ахнул, чуть ли не со священным ужасом взирая на брезгливо морщившего нос сына. До его светлости кое-что начало доходить.

- Это ты, - медленно спросил он, - украл простынь?

Эрвин с холодным пренебрежением взглянул на отца.

- Бургундская шлюха, - жестко пояснил он, - сама виновата! Я сидел на лестнице и никого не трогал, а она пнула меня ногой и сказала, что я грязен как свинопас и от меня воняет козлом. Вот и... пришлось испортить ей долгожданный праздник!

Испортить праздник? У фон Геттенберга перехватило от ярости дыхание. Это был один из самых страшных скандалов внутри его семьи.

Принцесса из Бургундского дома была выдана замуж за его старшего сына из довольно мудреных политических соображений, в которых взаимной склонности места не было. Но Генриетта оказалась привлекательной девушкой и понятно, что брачная ночь стала для её мужа довольно приятным событием. Казалось, всё идёт прекрасно, и утром многочисленные гости собрались для выкупа брачной крови, но дожидающаяся с ночи простынь оказалась девственно белой, о чем и сообщила на ухо графу порядком смущенная кузина, игравшая роль матери новобрачного.

- Что делать? - растерянно спросила она, поводя у него перед носом куском чистого холста.

- Предотвратить скандал,- быстро нашелся фон Геттенберг, и, чиркнув по руке ножом, мгновенно окрасил простынь кровью. - Неси гостям!

- Но зачем нашему мальчику в женах такая распутница? - возмутилась недалекая дама.

- Союз с бургундским домом важнее этого украшения девственниц, - рявкнул граф, - а блудить я её отучу раз и навсегда!

Пока длились свадебные торжества, фон Геттенберг ничем не выдал душившего его бешенства, но когда сопровождавшие невесту бургундцы тронулись в обратный путь, настало время расплаты.

Напрасно Зигфрид умолял отца пощадить молодую жену, уверяя, что она действительно была девственна, граф ничего не пожелал слушать. Генриетта была беспощадно выпорота свекром да так, что потом две недели лежала пластом. Однако, даже заливаясь слезами и с иссеченной до крови спиной, она так и не открыла имени своего любовника, чем разъярила фон Геттенберга до крайности.