Через несколько минут почти потерявшего сознание Рея вытащили из воды и перенесли в дом. Лизелла сбегала за врачом. Пока все хлопотали вокруг мальчика, Джессика рыдала в объятиях Рейчел. Она отделалась испугом, который постепенно уходил вместе со слезами. Взрослые еще не знали правды о случившемся: поначалу девочка не могла говорить, да никто ни о чем и не расспрашивал — все были заняты Реем, а потом врач сказал, что Джессику лучше тоже уложить в постель и не тревожить до утра.

Агнесса сидела возле кровати Рея. После того, как мальчика осмотрел врач, и были приняты меры для того, чтобы купание в ледяной воде обошлось без тяжелых последствий, она отослала из комнаты всех, даже Орвила, — что-то подсказывало ей, что следует первой поговорить с мальчиком. Рей лежал на спине, по горло закутанный в одеяла. Он не шевелился, глаза его, широко раскрытые, против обыкновения смотрели прямо на Агнессу.

Она погладила мальчика по голове.

— Ты сильно испугался, Рей? Не волнуйся, теперь все будет хорошо.

Агнесса знала, что и Джессика очень напугана, но не совсем понимала, чем: тем, что увидела тонущего Рея? Вряд ли только этим, ведь когда девочка примчалась в дом, то на ней лица не было, едва ли раньше она испытывала столь сильное потрясение. Почему вообще дети оказались там?

Рей вздохнул и закрыл глаза. Он повернулся на бок и, казалось, заснул, но Агнесса была уверена, что мальчик не спит. В конце концов, они с Орвилом во многом сами виноваты: занимались Джессикой, сыном, собой, чем угодно, но только не Реем, хотя, возможно, Рей требовал внимания больше их всех вместе взятых.

Ей стало жаль мальчика. Возможно, он так не по-детски зол от одиночества и отсутствия любви? У него, наверное, были какие-то свои казавшиеся большими проблемы, свои огорчения, но он не нашел здесь близких людей, способных ему помочь. Агнесса, правда, не очень верила в сказки об уничтожении зла любовью, но ведь в данном случае перед ней был, пусть какой угодно скверный, но все-таки ребенок. И ей захотелось сказать мальчику что-нибудь очень хорошее:

— Знаешь, Рей, давай будем с тобою добрыми друзьями! Ничего, что у тебя что-то не ладится в школе, — это поправимо. Я сама могу помогать тебе делать уроки, главное, чтобы ты не упрямился: если сразу не получится все, как хочешь, нужно попробовать еще раз. И не переживай сильно, что дядя иногда строго разговаривает с тобой, он все равно тебя очень любит.

Ей удалось произнести все это искренне и просто. Рей слышал все (Агнесса поняла), но не подал виду. Тогда она добавила:

— Ничего, что дядя отказал тебе в просьбе сегодня, не огорчайся. Я подарю тебе другую вещь, если ты, конечно, пообещаешь не использовать ее в плохих целях. Поверь, она ничуть не хуже того, что ты хотел получить.

Рей, не выдержав, встрепенулся.

— А что это? — повернувшись, спросил он.

— Кинжал. Очень красивый, таких ни у кого нет.

— Кинжал? — оживился мальчик. — Он ваш?

— Мой.

— Откуда он у вас?

— Он у меня давно, — сказала Агнесса. — А другой у твоего дяди. Мне кинжал не нужен, я женщина, так что он твой. Не думай, что нам для тебя что-нибудь жалко, ведь для Орвила ты почти как сын, да и мне не чужой. И Джессика давно готова с тобой дружить, стоит тебе только захотеть.

— Это она, — произнес вдруг Рей,

— Она? — переспросила Агнесса. — Что она?

— Это она, Джессика, столкнула меня туда, — сказал мальчик, и глаза его, загоревшись, забегали.

Агнесса вспомнила лицо дочери, какое оно было, когда девочка прибежала домой: совершенно белое, с почти остановившимся взглядом расширенных глаз.

— Не может быть! Если только случайно…

— Нет, — упрямо произнес Рей, цепляясь за ее неуверенный тон, — она нарочно это сделала.