— Не возражаю, — ответил Орвил и, не взглянув на него, направился в дом.

Агнесса медлила несколько секунд, нерешительно поглядывая то на мужа, то на Джека, на лице которого угадывалась даже во тьме какая-то новая, пока не понятная Агнессе улыбочка.

Орвил оглянулся, и женщина поспешила к нему.

Вдруг они увидели, как от дома, рассекая пространство лужайки огромными прыжками, несется какое-то большое животное. Это был Керби, о котором они совсем позабыли. Керби мчался, как молодой, он давно уже так не бегал; Орвил и Агнесса изумленно переглянулись. Он не очень хорошо видел и слышал плохо, но, наверное, здесь не нужны были зрение и слух, а требовалось лишь то особое чутье, которое никогда не подводит.

Он промчался мимо Орвила и Агнессы и набросился на Джека не с визгом, не с лаем, а с какими-то воплями, похожими на человеческий стон. Пес едва не сбил его с ног, потом закружился рядом; хвост его, язык, все грузное тело находились в движении, радость словно вернула ему жизнь, все прошедшие годы.

— Керби, собака! Ты?! — изумленно воскликнул Джек. — Здравствуй, чертов пес!

Керби отозвался таким громовым лаем, что у Агнессы зазвенело в ушах.

— Не забыл меня, не забыл! — повторял Джек, а Керби без конца лизал ему лицо и руки.

Потом пес улегся на землю, непрерывно молотя хвостом по траве; Джек присел рядом и гладил собаку. Он улыбался, а Керби был счастлив. Агнесса же подумала о том, как был прав Орвил, говоря, что псу нечего выбирать и не в чем сомневаться. Чувства Керби были чисты, без примеси, и потому он получил свой приз тоже в чистом виде. Собака любит своего хозяина просто за то, что он данный судьбою повелитель ее жизни, собака не знает предательства, она не верит в смерть, не боится Бога, не меняет карту на карту и жизнь на жизнь. И она никогда не сможет понять, почему то, что было для нее с самого начала неразрывным целым, уже не является таковым. Человек переживет такое, а собака…— в том Агнесса уверена не была.

— Керби, Керби! — позвала она. — Идем домой!

Но Керби даже не оглянулся, хотя Агнесса осталась для него Агнессой; он обрел нечто другое, куда более важное, то, что было и домом, и миром, и даже Вселенной, — сознание присутствия высшего существа, залог того, что ты не один.

Агнессе так и не удалось выспаться; более того, проснувшись, она чувствовала себя так, точно вообще не сомкнула глаз.

Она встала с постели и пошла по комнатам; ощущение было именно такое, какое бывает после возвращения из долгой поездки: будто ты вернулся в новый дом, в «старый новый дом», где все знакомые вещи кажутся заново увиденными, — это чувство трудно передать словами, оно проходит через пару дней, когда вновь привыкаешь к тому, от чего, в сущности, не успел отвыкнуть.

Джессика и Рей уже были в гостиной.

— Приехали! — закричала Джессика и подскочила к Агнессе, а та, как всегда, обняла и поцеловала ее.

— Как вы тут без нас?

— Хорошо. Только скучали! — она повернулась к Орвилу. — Папа!

— Привет, малышка! — Орвил потрепал ее волосы.

— Купили свой дом? А корабль? — полюбопытствовала девочка.

— Нет, но купим, уже договорились.

— Как съездили? — подражая взрослым, серьезно спросила Джессика.

— Все нормально.

Орвил решил ничего не рассказывать детям ни о происшествии на дороге, ни о смерти Олни. Сказать, в крайнем случае, что тот уехал на время, а правду сообщить гораздо позже. Не очень-то это было правильно, но Орвил думал о том, что стоит пожалеть Джессику: неизвестно, что ей еще предстоит перенести. В отличие от Агнессы, ни одному слову Джека он не верил.

— Что привез? — поинтересовалась девочка.