Джек Брандл не увидел ни света, ни тьмы. Только оттенки серого. Размытости нет, всё видно предельно отчетливо. Звуков нет, есть лишь представление о них. Дыхания нет, но из-за этого только легче. Всё остальное на своих местах. Тело, притяжение, сознание. Вокруг природа, травка, небо. Пусть всё почти одного цвета, но, оказывается, это не так важно. Что касается температуры — её словно нет. Ни холодно, ни жарко. О ней не задумываешься и не замечаешь. Может быть, её действительно нет?

   Первая его мысль, свойственная всем, кто умер внезапно — это сон. Они спят, все им приснилось, скоро проснутся и всё будет по-прежнему. Доля правды в этом есть: смерть и сон есть суть одной природы. Только сон желанен, а смерть нет, сон на время, а смерть навсегда. В остальном разница невелика и для сознания неразличима. В том и другом случае человек попадает в тонкий мир, формирующийся коллективным разумом всех  в нём находящихся. Там есть всё, но в роли физических объектов выступают ментальные образы. Очень реальные.

   -   Что за ерунда?! - Джек огляделся, но кроме бескрайней равнины, кое-где приправленной небольшими колками, ничего не увидел. Страха не было, не было отчаяния. Только непонимание.

   -   Э-эй! - зачем-то крикнул он, но голос будто упирался в невидимую стену, не выходя за пределы небольшого пространства вокруг него.

   -   Я умер? - подумал он. - Но как же это произошло... так быстро и просто... нет-нет, это неправильно!  - Джек потрогал левую бровь, поскольку отчетливо помнил, что был сильный удар именно в это место. Боли не было...

   -   Или я все же сплю? - под эту мысль Джек пошел было вперед, затем направо, а потом и вовсе вернулся на прежнее место. Он подергал себя за мочку уха, ущипнул руку (больно!), несколько раз зачем-то подпрыгнул. - Но если я сплю, то в каком моменте? Дома в Далласе, или на Гавайях? Может быть, мне так хотелось в Гонолулу, что я как бы пережил всё это путешествие во сне, а поездка только еще предстоит? Но вода... эта мерзкая солёная теплая вода! Я помню ощущение, как она попадает в рот, а затем неожиданно заполняет все тело. Ты её ненавидишь, тебе плохо и страшно, но ты глотаешь её вновь и вновь, всё больше и всё жаднее...

     Надо было что-то делать. В любом случае, стоять здесь и ждать, что что-то произойдет, бесполезно. Надо идти. Но куда? Джек еще раз огляделся. Сзади только степь, справа тоже, а вот по левую руку, равно как и спереди, виднелись деревья. Колки. Это такие участки древесной растительности, небольшие оазисы в травяной пустыне. Значит, туда. Хоть какая-то цель. Ориентир.

   -   Наверное это сон. Я никогда не был в этом месте, даже в кино ничего подобного не видел... или видел... не помню. Но вообще во сне бывает и не такая белиберда, - Джек на ходу поддел носком ноги какую-то кочку и только в этот момент осознал, что он бос. А из одежды лишь то самое трико, которое он взял на прокат. Было красно-черное, теперь серое. - Действительно умер, что ли? - Джек похлопал себя по ногам, по животу, по груди. - Но трава какая мягкая, шелковая. Совсем не чувствуется, что я без обуви. Странная трава - следов не остаётся...

     Он опустился на корточки и провел рукой по земле.... почти никаких ощущений. Всего лишь легкое, почти незаметное, щекотание тростинок. Кажется, будто его рука почти не имеет своего веса. Выпрямившись, Джек подпрыгнул и снова поразился: приземление было обычным, быстрым, но настолько мягким, будто он стоял на слое ваты. Так и есть — всё дело в его собственном весе, а именно, в расхождении его действительных значений с субъективным ощущением.