Мне стало обидно, и я сказал

— В конце концов, я следователь прокуратуры (не следователь, а стажер конечно…) и за мной могут следить в связи с моей служебной деятельностью. Пару дней назад, например мы на убийство одно выезжали в центре Москвы — может из-за него за мной следят?

Мне показалось или отец вздрогнул?

— А кого там убили — как бы невзначай поинтересовался отец

— Да полковника одного милицейского, фамилия кажется Комаров. Ты его знал? — как бы невзначай в свою очередь поинтересовался я

— Нет — медленно ответил отец — не встречались

И вот теперь вздрогнул я. Отец явно лгал — фотографию, на которой был изображен отец вместе с убитым, я прекрасно помнил.

— Точно не знал — усилил нажим я

— Точно, точно — вдруг вспылил отец — хорош уже отца допрашивать! Доедай котлеты — а то мать обидится.

Место, координаты которого неизвестны

Подмосковье, 40 километров от Москвы. 02 февраля 1971 года

Генерал милиции Соболев Владимир Михайлович приехал на объект уже в семь часов вечера, когда рабочий день закончился и совслужащие в общей своей массе обедали дома, в кругу семьи. Однако были и те, у кого с наступлением темноты рабочий день только начинался.

Черная Волга генерала Соболева, за рулем которой сидел он сам, свернула с Минского шоссе на неприметный, заметенный снегом проселок. Проселок этот знали очень немногие — он был очень узким, к тому был скрыт лесным массивом и резким поворотом. Случайный человек вряд ли мог на него попасть — для этого надо было прямо перед поворотом снижать скорость километров до тридцати в час и съезжать, считай, в кювет. Этого проселка не было ни на одной карте, он не был обозначен каким-либо дорожными знаками, ни он, ни то, что за ним находилось. Проселок зимой чистили только тогда, когда наметало столько снега, что проехать по нему становилось решительно невозможно.

Отчаянно буксуя Волга пробиралась по глубоким сугробам, генерал Соболев давил на газ матерясь сквозь зубы и вспоминая, как дней десять назад его машина здесь же застряла и ему пришлось по морозу идти около километра за тягачом чтобы вытащить машину к объекту. Только после этого Горин распорядился немного почистить проселок — «конспирация, батенька, превыше всего». Дорогу Соболев помнил наизусть, ездить приходилось часто — неопытный водитель рано или поздно просто врезался бы в дерево — проселок был извилистый и содержал немало опасных поворотов. Даже летом ехать по нему можно было со скоростью тридцать километров в час максимум, зимой же эта цифра в лучшем случае опускалась до десяти.

Наконец минут через тридцать Волга Соболева выбралась к КПП.

Сам КПП производил сильное впечатление — мощный шлагбаум, который бы не снес и груженый ЗИЛ, две бетонные будки охраны, по обе стороны от них идет двухметровый забор с колючей проволокой и проволокой под током. В каждой будке дежурили по три солдата, кроме штатных автоматов АКМС у них были по гранатомету РПГ-7 с солидным запасом гранат и станковому пулемету Горюнова в каждой будке. Такой наряд охраны способен был выдержать какое-то время даже штурм армейских частей, дав сотрудникам объекта время, чтобы уничтожить секретные документы.

Один из солдат, дежуривших на КПП, подошел к Волге Соболева, фонариком осветил лицо генерала. Его автомат был снят с предохранителя и поставлен в режим автоматического огня, патрон дослан в патронник — устав караульной службы генерал Горин не признавал. Соболев знал, что один из солдат в это время держит машину под прицелом станкового пулемета. Несмотря на то, что генерал бывал здесь часто, проверяли его каждый раз с одинаковой строгостью. Проверив документы, осветив салон машины и проверив багажник, солдат махнул рукой и отошел в сторону.