— Еще что?

— Бывшая супруга Комарова Романа Станиславовича Ирина Вячеславовна Комарова, теперь уже Терентьева, уехала в город Ростов-на-Дону, повторно вышла замуж. Совершить убийство она не могла — сейчас лежит в больнице г. Ростов-на-Дону после операции, лежачая больная, самостоятельно передвигаться пока не может даже по больнице, не то, что в другой город лететь. Местный ГУВД информацию подтвердил. Кратко все.

— Понятно. Ваша очередь, Константин Аркадьевич

Подполковник Ивашко встал, провел рукой по волосам, хотя они у него были в идеальном порядке (позже я узнал, что эта привычка — приглаживал волосы подполковник Ивашко всегда, когда нервничал).

— Мною, за прошедшее время, опрошено шестнадцать коллег Комарова по работе. По их показаниям, Комаров в работе был человеком неконфликтным, участвовал в общественных мероприятиях как фронтовик, пользовался заслуженным уважением коллектива. За последнее время ни один из шестнадцати опрошенных мною людей не смог назвать ни одного человека, у которого с Романом Станиславовичем были бы конфликты. Подчиненным он помогал чем мог, начальство не подсиживал. Повышения по должности у Комарова в ближайшее время не планировалось, да он к этому и не стремился. Оформленные протоколы допросов у меня в главке, завтра я их привезу сюда, в Генпрокуратуру. У меня все.

Шеф кивнул.

— Ваша очередь, Сергей Владимирович

Эзоповым языком я рассказал о проделанной работе, о многом умолчал — а если не считать умолчанное — рассказывать особо было и не о чем. Шеф вопросов не задавал и после моего рассказа свернул совещание. Рабочий день был закончен.

Результаты экспертизы я вывез из здания Генпрокуратуры домой, хотя делать это строго воспрещалось. Но я понимал, что в противном случае они могут очень легко пропасть или попасть не в те руки.

Москва, Лубянка. 04 февраля 1971 года

Кабинет заместителя председателя КГБ СССР

Генерал Семен Кузьмич Журавлев с самого утра не мог найти себе места — ситуация похоже выходила из-под контроля. Два спецдонесения одно за другим и одно страшнее другого. В первом спецдонесении сообщалось что стажер генпрокуратуры Соболев (и сын генерала Соболева, об этом забывать нельзя) поздно ночью проник в квартиру Комарова. Повод мог быть только один — что-то найти, а возможно и просто что-то забрать из квартиры. И, похоже, забрал — попытка задержать Соболева силами срочно вызванной оперативной группы провалилась с треском. Некие люди, хорошо вооруженные — видимо изначально прикрывавшие Соболева — угрожая оружием, забрали Соболева почти из рук оперативников и увезли в неизвестном направлении. Срочно организованная поисковая операция — к которой подключили даже ГАИ по выдуманному сообщению о разбойном нападении и угоне машины — оказалась безрезультатной, что свидетельствовало о хорошей подготовке группы прикрытия.

А уже на следующий день под плотный «колпак» чужой разведки попал один из ключевых объектов в Москве — объект «Беркут». На «Беркут» были завязаны важнейшие операции на нем в частности, базировался «Спектр» полковника Кондратьева. Эта открытая и наглая демонстрация силы со стороны МВД могла означать только одно — Соболев нашел документы погибшего полковника Комарова и передал их по назначению — в «контур»!

Дверь кабинета, обитая звукоизолирующим материалом (генерал Журавлев не любил даже малейшего шума — он отвлекал, не давал сосредоточиться) мягко распахнулась, и в кабинет вошел срочно вызванный полковник Кондратьев. Его лицо, обычно бесстрастное выражало озабоченность и нервное напряжение. Ни слова не говоря, Журавлев указал на одно из двух кресел, стоящее в углу рядом с журнальным столиком.