— Ну что? Думала, попался Костоглот? Ждала, пока он повернётся к тебе спиной? Но Костоглота не проведёшь! Он быстро бегает, и тебе его ни за что не догнать! — Старик довольно хмыкнул и направился к двери в кухню. — А теперь Костоглот выметет все осколки и выбросит их на помойку. Избавились от тебя наконец! Скатертью дорога!

Гоблин исчез за кухонной дверью, и Плут, втянув голову в плечи, бросился к лестнице и, прыгая через две ступеньки, перемахнул первый пролёт. Там он спрятался в тени витой колонны на лестничном марше и увидел, как возвращается Костоглот, шаркая по мраморным плитам, — под мышкой он держал тяжёлую швабру с сучковатой ручкой. Неумело посвистывая, гоблин принялся подметать осколки, сгребая их в аккуратную кучку.

— Важный посетитель, — бормотал он себе под нос. — Нужно произвести хорошее впечатление…

Плут продолжил подъём по парадной лестнице, избегая косых солнечных лучей, проникавших сквозь высокие стрельчатые окна. Его окружали статуи. Они стояли на цоколях и постаментах, выстраивались в ряд по коридорам, расходящимся лучами во всех направлениях, как спицы огромного колеса. Статуи наблюдали за ним из темноты, как будто каменная армия замерла в ожидании чего-то.

«Это всего лишь скульптуры, — уговаривал себя Плут. — Бездушные куски мрамора…» Когда он проходил мимо каменных изваяний, они, казалось, вздыхали и перешёптывались друг с другом, и не раз он улавливал на себе брошенный искоса взгляд, но, обернувшись, видел только пустые глаза застывших навеки фигур.

На шестой площадке воздух был спёртым и к затхлому духу примешивался острый запах ментоловой мази. Плут услышал кашель и медовосладкий, зловещий голос Фламбузии, доносившийся из глубины коридора.

— Если вы не будете сидеть спокойно, я не смогу растереть вам спину как положено, — ворковала она. — Вы что, не хотите избавиться от кашля?

Плут поспешил дальше. Он бежал вверх по лестнице, пока не поднялся на девятый этаж. Там он остановился, чтобы перевести дух. Огляделся. Вместо гладких мраморных плит, которыми были выстелены нижние этажи, здесь были инкрустированные полы с замысловатым орнаментом. Присмотревшись внимательнее, Плут понял, что перед ним не бессмысленный узор, а сложная мозаика, изображавшая бесчисленное множество животных, как известных, так и неизвестных ему.

Ухо лесного зайца, если вглядеться, было одновременно пастью илистой рыбы, чей спинной плавник заполнял пространство между ногами толстолапа. Лемкин плавно переливался в зубогрыза: выступающая вперёд тёмная челюсть, меняя цвет, становилась белым крылом птицы, саблезуб переходил в бритво-шипа, а камнеед — в чеханчика. Все обитатели леса сплетались в единую композицию. Как заметил Плут, здесь был только один путь, в отличие от других этажей, где коридоры расходились лучами.

В дальнем конце коридора сквозь стекло ярко светило солнце, озаряя лучами и пол, и переливающуюся всеми цветами радуги хрустальную люстру. Весёлые солнечные зайчики, кружась и сталкиваясь, искрами вспыхивали на орнаментальном узоре пола. Посредине коридора Плут обнаружил богато украшенную дверь с точёными наличниками. На дверном полотнище сиял герб — символ верховной власти, — в точности такой же, какой Плуту довелось видеть на груди Вокса: солнечный диск, разделённый на сегменты зигзагообразными молниями.

«Хозяйские Покои», — прошептал про себя юноша, двигаясь дальше по коридору.

Не успел он сделать несколько шагов, как впереди раздался страшный грохот. Плут скользнул в затканную паутиной пустую нишу, где когда-то стояла статуя, и, не шевелясь, стал тревожно озираться. Шум явно доносился с улицы, — должно быть, снова упала каменная фигура, украшавшая фасад здания.