Как только все вошли и закрыли дверь, мистер Суэйм быстро заговорил:

– В этом году у меня семь художественных классов: от рисунка для начинающих до продвинутого гончарного дела. Обычно для каждого направления составляется своя программа, но, поскольку школа Тайлер теперь независима, мне дали относительную свободу действий и разрешили вести междисциплинарные занятия. – Учитель поднял руку, предвидя возмущение. – Я по-прежнему буду преподавать рисунок в классе рисования, живопись – в классе живописи, гончарное дело – в гончарном классе и так далее. Однако периодически я стану комбинировать программы разных направлений и давать всем ученикам одинаковые задания. Начну с фигуры человека. Мне необходимо найти женщин, согласных позировать в эту пятницу для каждого из семи классов.

– Позировать? – переспросила одна из неформалок.

– Да.

– В?..

– В обнаженном виде, да.

Пораженная Кейт уставилась на преподавателя, не веря собственным ушам.

– Вы говорите о наших детях! – гневно воскликнула любительница семейных фотоальбомов.

– Не переживайте, – успокоил ее мистер Суэйм. – Вас я позировать не приглашу. – Он обратился к остальным родителям: – Тех, кто не будет позировать, я попрошу подготовить материалы для другого занятия, где…

– Я иду к директору с жалобой, – заявила возмущенная мамочка-домохозяйка и пулей вылетела из кабинета.

Следом за ней поспешили еще три дамы из той же группы. Кейт приросла к месту. Она бросила взгляд на Лиллиан – та тоже выглядела потрясенной до глубины души.

Мистер Суэйм прокашлялся.

– Я начал рассказывать про тех, кого не выберут для позирования. Они будут готовить материалы: нарезать по заданным размерам бумагу для рисования, наливать в бутылочки клей, отмерять глину.

– Кого не выберут для позирования? – Вперед выступила женщина с крысиным лицом. – Как вы собираетесь выбирать? – Она лукаво улыбнулась. – Просмотр нам устроите?

– Вообще-то, да. Именно поэтому я пригласил вас сюда до начала уроков. – Учитель указал на единственного отца, на Лиллиан и одну фотоальбомную мамочку, которая по непонятной причине не сбежала. – Вы отпадаете. Остальные раздевайтесь. Трусы тоже снимайте.

Родители дружно повалили прочь из кабинета. Сердце у Кейт стучало как сумасшедшее – от страха, от смущения. Он хотел посмотреть на нее голую… Она выбежала в двери следом за Лиллиан. Краем глаза Кейт заметила, что женщина с крысиным лицом и еще две мамаши-неформалки остались. Одна уже начала стягивать с себя футболку.

– Я… – начала Лиллиан и, не найдя слов, просто покачала головой.

– Этого мужика выгонят, – решительно заявила Кейт. – Я добьюсь его увольнения. Он нарушает закон.

Они с Лиллиан присоединились к процессии разгневанных родителей, шествующих в канцелярию. В приемной, у высокой стойки, уже стояла директор и слушала разъяренные вопли тех четырех мамочек, которые вылетели из кабинета рисования первыми. Она спокойно посмотрела на Кейт – прямо в глаза. Та увидела руководительницу школы впервые и немедленно ее невзлюбила. Кейт привыкла верить своему чутью, и неважно, как его называть: шестым чувством, женской интуицией или проницательностью. Сейчас чутье кричало, что директор Хоукс – жесткая, несговорчивая дрянь, которая считает себя всегда и во всем правой. Таких людей Кейт целенаправленно избегала. Она быстро глянула на Лиллиан и убедилась, что у пожилой дамы сложилось похожее мнение.