После собрания родители, ученики и местные журналисты обступили Джоди. Директора поздравляли, расспрашивали о будущем школы Тайлера.

– Пойдем отсюда, – сказала Диана.

Домой поехали мимо школы. Она стояла неосвещенная, черная. Круглые кроны деревьев сливались с очертаниями зданий, придавая им во мраке необычный вид. Школа вдруг показалась Линде неуклюжим чудищем, которое замерло перед прыжком. Странная мысль, раньше ей ничего подобного в голову не приходило, а ведь Линда бывала здесь по ночам сотни раз…

Она отвела взгляд и зябко поежилась. Лишь через несколько кварталов Линда поняла, что именно ее насторожило. Освещение отсутствовало не только в самой школе, но и вокруг. Словно в одном-единственном квартале пропало электричество. Школа выглядела не просто средоточием темноты, а ее источником. От такой метафоры Линде стало очень неуютно.

Диана будто прочла ее мысли.

– Все меняется, – сказала она.

Линда не совсем уловила, что именно прозвучало в голосе подруги – печаль или тревога. Не радость, точно.

– Что ты думаешь про независимую школу? – спросила Линда.

После собрания они говорили только о странном поведении Джоди и совсем не обсуждали главного.

– Какая разница? Все решат и без меня.

– И все же?

Диана вздохнула.

– Учти, я от своих слов открещусь. Еще два часа назад мне бы такое и в голову не пришло, но теперь перспектива вручить Джоди полную власть над школой пугает меня до чертиков. После ее выходки…

– Да, школьный совет хотя бы отозвать можно, – кивнула Линда. – Он ведь выборный.

– Ты тоже не купилась на обещания про великую демократию?

– Право голоса каждому сотруднику? Учительское самоуправление? Счастливая коммуна, где царит любовь и выполняются все наши желания? Нет, не купилась.

– Независимые школы, они такие. В правилах это черным по белому написано. Ты же слышала Джоди.

– Да. Слышала.

Дома Фрэнк смотрел в постели повтор «Детектива Монка». Хоть что-то в этом мире было неизменно. У Линды отлегло от сердца. Успокоенная, она почистила зубы, разделась и скользнула под одеяло, к мужу. Они занялись любовью. И хотя Фрэнк одним глазом все время косил в телевизор, боясь пропустить конец серии, вышло неплохо.

Нет, прекрасно вышло.

После заседания школьного совета Линда, конечно, обсуждала будущее Тайлера с Дианой и другими коллегами. Они считали, что на реорганизацию уйдет не меньше года: слишком много нюансов нужно учесть, слишком много точек над «i» расставить. Графика никто не знал; все предполагали, что новый устав – если его примут – вступит в силу лишь на будущий учебный год. Однако в сопроводительном письме четко говорилось: директор вместе с уставным комитетом планируют нововведения уже в нынешнем учебном году и хотят немедленно получить от управления необходимые полномочия.

Ни о каком уставном комитете Линда понятия не имела, поэтому имена семерых его членов она прочла с большим интересом. Все – преподаватели и сотрудники, которые, по слухам, были ярыми сторонниками грядущих перемен. Секретарь директора, Бобби – куда ж без нее? Джанет Фрателли, библиотекарь-фашистка. Двое новеньких, их Линда знала лишь в лицо – учитель математики Арт Коннор и учитель музыки Джозеф Карр. Со следующими тремя коллегами она последнее время конфликтовала: учительница истории Нина Хэйбек, физрук Джон Николсон и учитель рисования Скотт Суэйм.