– Кто труп? Где труп?! – испуганно выкрикнул Белавин и вскочил с кресла.

Натан спокойно похлопал по подлокотнику кресла, подзывая друга сесть обратно, и вполголоса ответил: «Успокойся, сейчас все узнаешь».

– Между Игорем и…

– Игорь, – Горский не дал Даниилу договорить, голос его звучал холодно и отстраненно, достаточно резко, – ты в этом как-то замешан?

Святослав взглянул на Игоря – тот поджал губы и посмотрел в сторону, словно не было ничего более интересного, чем открывшийся из окна вид. Горскому было невероятно сложно считывать эмоции людей. Ему нужны были откровенные разговоры, без преувеличения действительности и намеков. Важно, чтобы человек проговаривал то, что чувствовал на самом деле, при разговоре с ним. Конечно, не было гарантий правдивости этих слов. Но Горский не был идиотом.

Святослав стремительно двинулся к Дубовицкому. Мгновение – и он уже стоял напротив. Склонился, уперся руками в подлокотник дивана и пытался поймать его беглый взгляд. Смотрел пытливо, не моргая, словно вынуждая Игоря говорить. И неважно, что именно.

– Что произошло? Расскажи мне. – Голос, твердый и уверенный, растоптал последние крохи привычного самообладания. Игорь опустил глаза, поджал губы в тонкую линию. Горский ударил пальцами по щеке друга. Не хлестко. Не больно, лишь чтобы привлечь внимание. – Говори. Что ты ей сделал? – Игорь стоически молчал. Святослав крепко сжал его подбородок, впился пальцами в щеки и заставил смотреть на себя. – Говори же!

– Я не сделал ей ничего, о чем бы ты не знал, – с трудом выдавил Игорь, глотая тугой ком в горле. Светлые брови свелись к переносице, щеки налились стыдливым румянцем, а в глазах появился влажный блеск.

Святослав невольно опустил взгляд и заметил, как между острых ключиц сверкнул знакомый медальон. Игорь поспешил спрятать его, лихорадочно застегивая пуговицы. Пальцы Горского в мгновение ослабли.

В комнате повисло гнетущее молчание. Коваленский скользнул задумчивым взглядом по безжизненному лицу Горского, напряженной спине Игоря, затем торопливо отвел глаза. Тихий вздох. Равнодушное покашливание. Так он пытался скрыть свое странное душевное волнение. Но трясущиеся пальцы, что так рьяно терзали перламутровую пуговицу на манжете, выдавали его истинное состояние.

– Горский, объяснись перед нами тоже. – Белавин напряженно поджал губы и, посмотрев на Натана, отчаянно шепнул: – Что происходит?..

– Вчера около полуночи на четвертом этаже общежития обнаружили труп второкурсницы, – зычно и достаточно буднично начал Горский. – Соня Василевская. Факультет живописи. Очевидно, суицид. – Святослав чуть поджал губы и отстраненно посмотрел в окно. – По крайней мере, на первый взгляд.

– Что это значит? – подал голос Емельянов. Он лежал на спине, подложив руки под голову, и буравил взглядом сводчатый потолок, украшенный каменными декоративными нервюрами. – Может, сама, а может, и нет?

– Следователь упомянул о необходимости проверить версию доведения до самоубийства. Якунин на фоне всего этого словно оголенный нерв. – Горский устало потер переносицу. – Надеюсь, – он скосил взгляд на заметно поникшего Игоря, – это просто суицид.

– Почему? – Белавин удивленно вскинул брови. – Что же в этом хорошего?

– Могут возникнуть вопросы к нашей системе и Уставу, – терпеливо пояснил Емельянов. – Обвинят в аморальности наших методов или же, наоборот, в бездействии.

– Вот еще! – возмутился Белавин и сел вполоборота, чтобы видеть Емельянова, который лежал за его спиной.