Губы капитана скривились, и он процедил:

— Всегда считал, что у людей невелико различие между портовой девкой и высокородной леди. И в этой истине убеждаюсь вновь и вновь…

— Как будто сам не человек, — выплюнула я.

Собеседник натурально оскорбился:

— Посчитать меня человеком? Чистокровного эльфа?

Видимо, копаться в моей голове он только начал, а иначе бы понял, что перед ним стоит весьма занятный экземпляр с воспоминаниями не из этого мира.

— Эльф — не эльф, а вторгаться в приватность, — вспомнила я мудреное выражение начала прошлого века, — и читать чужие мысли без позволения — все равно что лазить по помойке и обижаться, что там отбросы, а не изысканные яства.

Я уже понимала, что на этом дирижабле мне не лететь, так хоть душу отведу. Словно вторя моим мыслям (хотя почему «словно»? — наверняка именно на них и отвечая) белобрысый выплюнул:

— У меня лишних мест нет.

Я же, не думая, ляпнула наугад:

— А лицензия на телепатию, значит, есть? — Хотела лишь уязвить, но по тому, как на долю секунды поджались губы эльфуса, как он скривился, поняла: попала в яблочко.

Напевать про себя песенку: «Тот, кто ел арбуз, чуть быстрей играет блюз», одновременно шантажируя капитана, оказалось не легче, чем лечить язву алкоголем. Теоретически — нельзя, но практически — можно, хотя и очень болезненно. Но это форменное издевательство над мозгами (как моими, так и эльфячьими) дало свои плоды. Мы сошлись на том, что я молчу про то, что этот «чистокровный» копался у меня в голове без разрешения, а он берет меня в качестве пассажирки. Правда, ушастый стребовал уплату за провоз. Десять золотых. Вперед. И протянул руку.

Я в недоумении уставилась на раскрытую ладонь.

— Просто пожми руку, и мы скрепим стандартной клятвой договор, — процедил он.

Я подчинилась. А что такого? Мне слов не жалко. Они не кровно заработанные бумажки с Ярославлем, чтобы тратить их с сожалением.

Клятва чем-то напомнила мне договор купли-продажи: стандартная, длиннющая и занудная речь о том, что капитан Рихейнэль берет на себя роль перевозчика, второй обязуется оплатить услугу и прочая. Даже форс-мажор был указан: если попадем в шторм и разобьемся, то, гражданин пассажир, не обессудьте. Вот только когда запястье обожгло огненной змейкой, поняла: одними словами здесь, в этом мире, не ограничиваются.

Я рассматривала руку, на которой мгновение назад вспыхнуло кольцо огня, а эльф буравил меня взглядом. Разрозненные слова в моей голове не желали связываться в мысли, а предложения ломались как трехдневная маца. Наверное, оттого ушастый сказал прямо:

— Нужно заплатить. Десять золотых. — И уставился так с интересом: откуда я их буду доставать.

Я очнулась от медитации на запястье и воровато огляделась. Деньги у меня были, вот только доставать их…

— А можно я с вами расплачусь в каюте? — Я кивнула на приоткрытую дверь.

Эльф же от такого закашлялся.

— Нет, — отрезал он, придя в себя. — Либо платите здесь и сейчас, либо наше соглашение теряет силу, но вы все равно молчите.

— Здесь так здесь, — обреченно протянула я и задрала подол до колена.

На капитанское возмущенное: «Что вы себе позволяете?» — я лишь фыркнула и начала споро расшнуровывать сапог. Матросня глазела на нас со все более возрастающим интересом.

Эльф же, судя по его виду, был близок к тому, чтобы просто вышвырнуть меня с дирижабля, когда я достала из голенища десяток золотых и протянула ушастому. Рахель, как я мысленно сократила имя капитана, не отшатнулся от денег, имевших чуть специфический душок.