Отнесись вы к Биллу Корвину по-иному, я не пошла бы на убийство.
— Делаете соучастником своего преступления? Хватит болтовни! Дайте руку и скажите спасибо, что не веду вас в полицию.
— Гаррис! Больше это у вас не выйдет.
Саркастически усмехаясь, я скрестил руки на груди.
— Зрелище для богов! Литературный герой рвется в жизнь! Персонаж из книги гуляет по улице! Да понимаете ли, какую порете чушь?
— Сами вы порете чушь! Глупец! Вы не запретите мне на денек-другой выбраться из переплета! Я не уверена, что вы сами не… По-моему, я вчера видела вас в «Верном Гуигн…» Впрочем, это ваше дело. Гаррис, отпустите меня! Обещаю, что от меня вам больше не…
— Идите! — Я так потянул, что на ней затрещало платье.
Она пронзительно закричала. Мне показалось, будто за спиной промелькнул силуэт, я поспешно обернулся. На мою голову обрушился тяжкий удар. Я повалился на мостовую.
5
Я лежал, обложенный подушками и оплетенный трубками от приборов и склянок. У постели тихо плакала Дороти. В кресле выливался верхней половиной тела за подлокотники Чарльстон. У двери стояли мужчина в халате — очевидно, врач — и наш слуга Патрик, добрый, пожилой ирландец. Дороти, увидев, что я раскрыл глаза, стала осыпать меня поцелуями. Врач положил ей руку на плечо. Она заговорила:
— Ты жив! Благодарение богу, ты жив, Генри!
— Алло, мальчик! — приветствовал мое возвращение к сознанию толстый издатель. — Как вы себя чувствуете, вы меня понимаете? Когда Патрик позвонил, что вас привезли, я сразу же примчался. И, скажу по совести, сам чуть не повалился, такой у вас был вид. Вас отделали под орех, Генри Гаррис, вы меня понимаете?
Я с трудом приподнялся на кровати. Дороти положила мне под спину все подушки. Я обратился к слуге:
— Кто меня привез, Патрик?
— Двое мужчин и женщина, сэр. Они нашли вас на улице и узнали адрес по визитной карточке, которая была в кармане. Эти трое — истинные джентльмены, они так горевали. Женщина утирала слезы.
Я с минуту набирался духу на новый вопрос. Ответ слуги покажет, бред ли то, что мне привиделось, или страшная реальность. Джон, вытаращив глаза, молчал, Дороти тихо всхлипывала, оба ожидали разъяснения, что, собственно, произошло со мной.
— Та сердобольная женщина, Патрик… У нее рыжие волосы и зеленое платье?
— Совершенно верно, сэр. Рыжее платье и зеленые волосы… То есть наоборот! Я хорошо запомнил — зеленое платье. И она очень миловидна, очень! Вы тоже разглядели ее, сэр?
Я снова закрыл глаза. Бред продолжался. Врач в халате походил на призрак, Чарльстон на статую разжиревшего Будды. Дороти была так измучена, что я боялся смотреть на нее. Один Патрик выглядел как обычно — во всяком случае, был по-обычному бестолков.
— Скажите, Патрик… Один из мужчин строен и черноволос?..
— Строен и черноволос! Истинно точные слова! А на щеке темное пятно — наверно, родинка, сэр.
— Нет, это шрам от пули. Второй, Патрик… Он, значит, был?..
— Да, сэр, именно так! Огромный верзила с кривым носом, кривым ртом. Не хотел бы я встретить такого на экране, в фильмах они беспощадно убивают. Но в вашей спальне он держался удивительно достойно.
— Вы сказали, у него один глаз, Патрик?
— Один, сэр. Правого не было, я это сразу увидел. Он глядел одним левым глазом, но очень, очень зорко… Я так и думал, что они ваши знакомые. Женщина сказала, что надеется после выздоровления встретить вас в одном баре, названия я не запомнил. Что-то с фамилией Гулливера, это я помню.
— Больному нельзя так много разговаривать, — сказал врач. |