— Ничего не бойся, Актея, — с улыбкой ответил Цезарь, — лев приберегает когти и зубы для тех, кто нападет на него… Видишь, он ложится к твоим ногам, словно ягненок.

— Но я не Луция боюсь. О! Луций для меня — это гость и возлюбленный, он отнял меня у родины и у отца, он должен любовью воздать мне за похищенную у меня чистоту. Нет, тот, кого я боюсь… — она осеклась, Луций сделал ободряющий жест, — это Цезарь, сославший Октавию… это Нерон, будущий муж Поппеи!

— Ты виделась с моей матерью! — крикнул Луций, вскакивая и глядя в лицо Актее. — Ты виделась с моей матерью!

— Да, — прошептала девушка, вся дрожа.

— Да, — с горечью отозвался Нерон, — и это она сказала тебе, что я жесток, не правда ли? Что я могу задушить в объятиях, так? Что у меня только одно свойство Юпитера — губительная молния? Это она рассказала тебе об Октавии, которой она покровительствует и которую я ненавижу; это она против моей воли бросила ее в мои объятия, и мне стоило такого труда ее оттолкнуть! Октавия, от скудости своей любви всегда одарявшая меня лишь холодными, принужденными ласками! О! Глубоко ошибается и плохо рассчитывает тот, кто воображает, будто от меня можно чего-то добиться, докучая мольбами и угрозами! Я пожелал забыть эту женщину, последнее отродье проклятого семейства! Так пусть меня не заставляют о ней вспоминать!..

Едва успев произнести эти слова, Луций умолк, испуганный впечатлением, какое они произвели на Актею. С побледневшими губами, глазами, полными слез, запрокинув голову, она прижалась к изголовью ложа и вся дрожала, впервые наблюдая вспышку гнева своего возлюбленного: в самом деле, его нежный голос, вначале задевший самые потаенные струны ее сердца, внезапно зазвучал мрачно и устрашающе, а глаза, в которых она до сих пор читала одну лишь любовь, метали грозные молнии, перед которыми Рим в ужасе закрывал свое лицо.

— О отец мой! Отец мой! — рыдая, воскликнула Актея. — Отец мой, прости меня!

— Ну, разумеется, ведь Агриппина, должно быть, сказала тебе, что за твою любовь ко мне ты будешь в полной мере наказана моей любовью; она, конечно, поведала тебе, какого дикого зверя довелось тебе полюбить, рассказала о смерти Британика, гибели Юлия Монтана, да мало ли о чем еще! Но при этом, конечно, забыла упомянуть, что один из них хотел лишить меня трона, а другой ударил палкой по лицу. Это и понятно: ведь жизнь моей матери совершенно безупречна…

— Луций! Луций! — воскликнула Актея. — Замолчи, во имя богов, замолчи!

— О! — откликнулся Нерон, — она наполовину посвятила тебя в тайны нашей семьи. Что ж, выслушай теперь остальное. Эта женщина, что ставит мне в вину смерть подростка и смерть негодяя, была изгнана за развратное поведение своим братом Калигулой, а ведь он не отличался большой строгостью нравов! Когда Клавдий взошел на трон и вернул ее из ссылки, она стала женой Криспа Пассиена, патриция из знатнейшего рода, который имел неосторожность завещать ей свои несметные богатства и которого она приказала убить, посчитав, что он зажился на свете. Тогда началась борьба между ней и Мессалиной. Мессалина проиграла. Победным трофеем стал Клавдий. Агриппина обрела власть над своим дядей; вот тогда-то у нее и созрел план — править империей от моего имени. Октавия, дочь императора, была помолвлена с Силаном. Она оторвала Силана от подножия алтаря, нашла лжесвидетелей, обвинивших его в кровосмешении. Силан лишил себя жизни, и Октавия стала вдовой. Она еще оплакивала Силана, когда ее бросили в мои объятия, и мне пришлось принять жену, чье сердце было отдано другому! Но вскоре одна женщина попыталась отбить у племянницы ее безмозглого дядю.