– «Зыбь», – подтвердила Глаша.
– Я смотрел, – признался Лепин, неожиданно подался вперед и, наклонившись через стол, поделился: – Это же смотреть было невозможно, Глашка, как ты играла. Я вспомнил всю свою подростковую херню, через которую проходил, ведь чего только не бывало… А тут ты, вернее, Инна эта твоя. Я, наверное, сутки как не свой ходил, после того как посмотрел, все вспоминал. Честно. Охренительно ты ее сыграла. – И повторил прочувствованно: – Охренительно. Наверно, так даже нельзя играть, Глаш, слишком это… сильно, что ли, натурально.
– Спасибо, Юр, – поблагодарила Глафира. – Спасибо. Так вот… – выдохнула она, – на предпремьерном показе «Зыби» присутствовал Тихон Анатольевич с Элеонорой. Катюшка рассказывала, что после показа Туркаева устроила мужу полный разнос, начав отчитывать прямо в зрительном зале. Дело в том, что в девяностых Карагозов работал под управлением Грановского в его театре-студии и именно оттуда и благодаря Тихону Анатольевичу начал свою карьеру, став сейчас культовым, известным режиссером. Элеонора неоднократно просила мужа протежировать ее на работу к Карагозову, и не только к нему. Грановский же маститый, заслуженный во всех отношениях деятель, у него друзья и связи на самом верху.
– А он что – не помогал? Не проталкивал? – удивился Лепин.
Он покончил с последним пирожком и, сложив стопочкой тарелки, отодвинул их на край стола, по-простецки ладонью смахнул несуществующие крошки и положил перед собой блокнот с ручкой. Глафира посмотрела на него, чуть прищурившись и сосредоточенно прокручивая в голове мысли-воспоминания, и спросила:
– Кофе еще будешь?
– Обязательно, – уверил ее Юра.
Она поднялась, прошла к столику у окна, заправила кофе-машину сразу на две порции, включила и посмотрела задумчивым, невидящим взглядом за окно. Аппарат приятно блимкнул, оповещая о завершении процесса, Глаша переставила чашечки на блюдца, вернулась к столу.
– Понимаешь, – продолжила она, тут же позабыв про свой кофе, – как любая эгоцентричная личность, сосредоточенная только на себе, Элеонора не понимала до конца уровень дарования этих мужчин, не позволявший им в своем творчестве, в своей работе допускать халтуры. Они не признавали чего-то навязанного извне, того, что не совпадало бы с их видением картины, с их настройками, какие бы невероятные дивиденды этот компромисс им ни сулил. И если актриса, будь она там… хоть голливудская звезда первой величины, не подходила его восприятию и видению, он ни за что не брал ее в свой проект. Нет, безусловно, эти господа могут и коммерческий проект снять за хорошую прибыль и очень даже умеют зарабатывать и считать деньги. Но их уровень дает им большую степень свободы даже в коммерческом проекте. В частности, в выборе актеров. Я сильно сомневаюсь, что Грановский вообще просил кого-нибудь снять жену в картинах. Ну а когда «Зыбь» получила несколько наград на «Золотом орле», и я в том числе за роль второго плана, у нее истерика случилась, Зина Осиповна рассказывала. А потом я снялась в сериале у Павлова.
– «Скорость потока», – кивнул Лепин. – Смотрел. Мне понравилось. Я давно хотел тебе сказать, Глаш, ты очень крутая актриса. Я тебя даже не сразу узнал, ты там совсем другая. Ни на себя, ни на эту Инну из «Зыби» ни разу не похожа. Но очень круто. Даже с нашей, ментовской точки зрения: без лабуды всякой, без фальши, все четко.
– И снова спасибо, – рассмеялась Глаша, признаваясь: – Мне приятно. – Сделала глоток кофе, непроизвольно поморщившись – остыл. – Ну а, – продолжила она, поставив чашку на блюдце и отодвинув от себя, – Элеоноре, понятное дело, не понравилось. |